Юрий Пупынин - Побег

Он раскрыл книгу, которую купил случайно, попавшись неизвестно на какой крючок. Книг не покупал давно. Во-первых, некуда было ставить в тесной квартирке: домашний стеллажик просто уже давился ими, не в силах поглотить. Во-вторых, какие же книги в эпоху Интернета? О нет, они еще не погибли, просто, покопавшись, можно книгу разыскать где-нибудь на сайте, простодушно ее уворовавшем, либо уж купить на лазерном диске, на ослепительном и резком, похожем на императив, «сиди».

Начиналось скучно: поворачивалась, освещаясь с разных сторон нудным автором, какая-то женщина, — стоя, сидя, лежа на диване, едучи в автобусе. Он сам не знал, почему не захлопывает, все продирается сквозь какие-то вопросы к ней и ее неумные ответы. Спустя несколько абзацев она отчего-то поскользнулась и упала. Стала вставать, будучи наконец поименована Бабушкиной Ольгой Михайловной. И тут он понял, что выбирающаяся из-под колес описываемой истории героиня является его родной сестрой. Та как раз была Бабушкина по мужу.

Как? Что? Почему ее взяли в повествование, да еще поместив в самое начало? Не успев обдумать это, несколько ниже он уже читал ее прямой вопрос:

— Есть ли среди читателей Капустин Олег Михайлович? Отзовись!

— Да, есть, — хрипло отозвался он и ощутил с изумлением, как оказался рядом с нею, обнимаемый и целуемый.

Они находились в какой-то неизвестной стране, читал он далее, под названием Боруния. По отменному качеству ветчины она была похожа на Германию, зато по сладкой, до невозможности пряной селедке — на Швецию. Населяли ее поровну все три основные расы: белая, желтая и черная, так что даже неясно было, кто был борунцем изначально, а кто понаехал из других мест. По селедке и ветчине Олег Михайлович склонялся к Европе и, соответственно, белому старшинству, но по количеству китайских ресторанов допускал и восточный вариант. Это могла быть и Южная Африка, где тоже в целом неплохо с комфортом и копченостями.

У сестры было спрашивать бесполезно, в географии была слаба.

— Мне-то что? Живу! — говорила она.

Язык был как везде: английский и еще какой-то другой, неясный.

Ольга, дипломированный инженер, работала горничной в гостинице. Работа была случайной. Ну а в России, матушке России, разве не случайно работала она последние годы, то продавая книги с лотка, то распространяя какой-то препарат, вылечивающий от всего, если его принимать не менее трех месяцев, следуя непростой инструкции?

Олег не был избалован путешествиями, поэтому больше помалкивал, вглядываясь в улицы с чистенькими, большей частью серыми домами. Они частично удовлетворяли его тоску по порядку, которого не хватало дома.

Шел уже второй день из тех, что он проводил у сестры. Она дала ему автобусную карточку, чтобы он поездил по городу, несколько денежных купюр с чопорными дамами без сережек и в строгих темных платьях, а также мужчинами в костюмах и галстуках. Среди мужчин попалась пара китайцев, а одна дама была явной негритянкой. Вопрос о части света оставался открытым.

Книга ему все больше нравилась. Он двигался по ней не спеша, стараясь ничего не упустить. В маленьком кафе под навесом к заказанному им крепкому, как коньяк, эспрессо бесплатно подали маленькую шоколадку. Браво, автор!

Он зашел в универмаг, где от обилия хороших, но абсолютно ему ненужных рубашек, пиджаков и, конечно, блузок, платьев и элегантных женских трусиков заскучал. Это место показалось ему немного затянутым, но, может быть, он просто был не в настроении.

Олег вежливо, но быстро прошел все четыре этажа и вернулся на улицу. Текла неторопливая борунская жизнь. По ходу повествования она пока особенно не разъяснялась. «Ничего, постепенно все пойму из контекста», — спокойно думал он.

Вернувшись к сестре, он вскользь поинтересовался: а где же муж ее, Бабушкин Сергей? В ответ та понесла какую-то околесицу о том, что в повесть его не взяли, что она из-за этого долго страдала и рвалась вон из героинь. Олег удивился про себя: ну какая она героиня? Всегда до смерти боялась лошадей и пожаров, даже слушать про них не терпела. Пекла потихоньку изумительные печенья и эту — как ее? — шарлотку с яблоками.

Единственный ее подвиг состоял в том, что она никогда не сердилась. По крайней мере так, как многие дамы, то есть не повышала голос, не припечатывала обидными словами, никого не обвиняла с прискорбием. Обидит ее Олег случайно или мать грубоватым поучением заденет — она просто замолчит, как бы потрясенная. Далее все зависело от глубины обиды. Если мелкая, через пять минут заговорит как ни в чем не бывало, ни словом не указав собеседнику на проявленную бестактность. Если же глубокая, то могла молчать днями. Причем молчала самым естественным образом, будто не слыша все громче обращаемых к ней слов. А может быть, и взаправду была оглушена. Нервы у нее были тончайшие. Олег верил, что взаправду. Он брал ее за плечи, добивался ответного взгляда и тщательно проговаривал:

— Оля, прости, я дурак, но я не хотел тебя обидеть.

После этого слух и дар речи начинали к ней возвращаться.

Сообразительный Бабушкин Сергей научился у Олега этому ласковому подступу и редко ссорился с супругой.

— По электронной почте пишет, что все хорошо у них, — поделилась она. — Яночка седьмой класс заканчивает.

Яна была их младшая дочка. Старшая, Даша, год назад вышла замуж и уехала в Новосибирск.

Ольга заплакала.

— Спрашивает: нельзя ли ему жениться на ком-нибудь. Что ж, я понимаю... Говорит: и ты там как-нибудь устраивайся, раз так получилось. О нас не думай...

Олег посмотрел на нее, оценивая перспективы. Они казались великолепными. Выглядит на тридцать девять. Длинные русые волосы, почти блондинка, припухлые, словно после поцелуя, губы, внимательные голубые глаза. Худая, правда, но в Борунии это огромное достоинство.

Она поняла.

— Пока что поступают предложения в ресторан и в постель. Прямо в ту, которую я им застелила. Особенно тают японцы.

Далее в книге следовала его реплика, в которой рассеянный автор забыл проставить слова.

Он хотел спросить: «Может быть, ты мечтала уехать куда-нибудь, проговорилась кому-то, вот тебя с твоей мечтой и накрыли, как бабочку сачком?» Но не спросилось. Он словно уперся в какую-то стену. Тогда он сказал:

— Не расстраивайся. Не может быть, чтобы ты оказалась здесь случайно! В этом есть какой-то смысл, который тебе пока неведом.