София Синицкая - Cистема полковника Смолова и майора Перова

Вдруг послышался слабый крик, дедушка пропал. Маруся, заплакав, поползла по дедушкиному следу, увидела его руки и голову — он пытался выбраться из воды, но лёд обламывался, не хотел держать. Наконец, дедушка выпрыгнул дельфином, лёг на бок и покатился к внучке. Вернулись к сфинксам, побежали в Академию художеств, там Гермогена Ивановича отвели к печке, сняли мокрую одежду, завернули в испачканный красками халат.

Пока дедушка грелся, Марусю развлекал хромой хранитель Абезгауз — худой, с растрёпанными кудрями, в мохнатой шубе. Он показал девочке макет Исаакиевского собора, потом отвел в подвал, где плотными рядами, словно соты в улье, стояли деревянные ящики. Хранитель достал из одного ящика удивительные маски с усами и вытаращенными глазами, это были экспонаты Этнографического музея. Абезгауз подмигивал и шептал, что про маски нельзя никому говорить, это военная тайна. Он был похож на северного золотоискателя, изо рта у него вылетал белый пар.

Дома дедушка лёг в кровать и больше не вставал, тяжело дышал, просил у девочек прощения. Тогда Анна Гермогеновна свернула шею первому голубю и сварила суп. Дедушке не хотелось есть любимого почтаря, дочь на него кричала. Через несколько дней Гермоген Иванович умер.

Васин отец тоже был плохим выживателем. Когда Вася ходил в детский сад, а Маруся только родилась, геолог Цветков был отправлен в Ухтинскую экспедицию. С небольшим разведывательным отрядом, в состав которого вошли несколько убийц и первооткрыватель чекист Сущий, Цветков пробирался вдоль реки Войвож с целью освоения природных богатств Коми.

Сущий хотел стать знаменитым колонизатором, у него был наградной маузер и старая книга «Север России», заложенная на главе «О пользе казны от заселения Северного края преступниками». Убийцы мечтали накопить пару сот рублей и после отсидки «устроить своё деревенское хозяйство». Они тащили лопаты и рюкзаки с крупой и консервами. Цветкову грезился нефтяной фонтан, с жирным чавканьем бьющий из классно пробитой дудки.

Отряд исчез, впоследствии были обнаружены фрагменты одежды колонизаторов со следами звериных когтей и обглоданный скелет Сущего — в костях засели две стрелы с наконечниками из консервной банки, рядом валялись удостоверение на ношение маузера и прочие документы.

Васина мама осталась одна, за ней ухаживали инженер Крупов и кандидат наук Альберт Иванович Привозов из Института вакцин и сывороток. Также к маме хорошо относился зоолог И-Тин. С И-Тином и Привозовым Аню познакомил отец, он знал их по университету.

С китайским зоологом Анна Гермогеновна ходила обедать в столовку. Она работала в Пушкинском доме, И-Тин занимался вопросами репродукции у рептилий. Он приглашал подругу Гермогеновну и её детей к себе на пропахшую формалином кафедру, показывал красивых пёстреньких змеек, белых мышей, застывшего в задумчивости варана. В шкафах стояли банки с заспиртованными тварями.

И-Тин гулял с Гермогеновной по набережной, читал стихи о том, как улетает стая стремительных птиц, мышь выбегает из-под кровати, а старая обезьяна плачет на крыше [2] И-Тин цитирует строки китайского поэта Ли Бо. — Прим. ред. . «Это я, это я!» — говорила Аня, она действительно иногда плакала на крыше каретника, вычищая насесты почтарей и любуясь закатом.

С детьми китаец организовал Союз беспечных жителей бамбуковой долины. Он жил на соседней линии и часто приходил в гости к обитателям дома с тремя полукруглыми окнами на последнем этаже.

И-Тин рассказывал Гермогену Ивановичу про устройство хвостов удавов. Гермоген Иванович рассказывал И-Тину про навигационные способности почтарей...

После неудачной рыбалки И-Тин очень ловко завернул дедушку в праздничную вологодскую скатерть, помог маме Ане спустить его по лестнице и отвезти на Смоленское кладбище. Китайский зоолог отдавал Гермогеновне свои карточки, но при этом всегда был сыт. У него не было времени стоять в очередях и отоваривать карточки, он писал диссертацию и много работал. Аня старалась не думать о том, что он ест.

Аня с Марусей не голодали: они плели маскировочные сети и получали за это рис, почему-то именно рис, инженер Крупов делился с ними салом, принёс мешок лука и кокосовое масло, ещё был запас птичьего корма.

Однажды кто-то залез на крышу каретника, чтобы съесть голубей. Маруся сквозь сон слышала, как дедушка гремит ногами по железу, а когда раздались возмущённые мамины крики, вспомнила, что дедушка умер. Мама прогнала грабителя. Голубей перенесли в квартиру, в нетопленной комнате они перепархивали с полки на полку и довольно курлыкали.

Потом было нашествие крыс. Ночью серые разбойники прыгали по спящим, воровали еду. Больше всего девочки боялись за птичий корм. Во время воздушной тревоги мама с Марусей забирали с собой в бомбоубежище мешки с зерном.

В бомбоубежище Академии художеств было очень холодно. Туда приходили ребята со Второй линии — осенью в полуподвальном этаже дома номер три организовали класс. Строгая учительница с маленькой собачкой вела уроки и задавала большое домашнее задание. Маруся радовалась, что мама разрешает не ходить в школу (надо ведь сети плести!), ей совершенно не хотелось писать и считать.

Однажды в бомбоубежище старенький искусствовед прочёл лекцию о фресках, детям было интересно: наверху ровным строем летели гитлеровские самолёты, мир грохотал и рушился, а в Тоскане светило солнышко, пели птицы, цвёл миндаль; монах-художник похитил из монастыря юную монахиню, у них родился великий Филиппино Липпи. Хранитель Абезгауз тоже слушал лекцию. Ему тоже хотелось умыкнуть монахиню, а потом устроить итальянский пир с жареной дичью и сладким вином.

Возвращаясь домой, открывая дверь, девочки слышали топот расходящихся со своего партсобрания крыс. Мама была в отчаянии — она посадила горох, он дал мощные ростки, которые можно было есть с салом и скармливать птицам, но крысы всё грызли и разоряли.

И-Тин принёс девочкам удава, объяснил, как с ним обходиться, и пообещал, что больше крыс не будет. Это была самка, её назвали Машенькой. Самец остался у китайца. При Машеньке нельзя было делать резких движений, надо было ходить медленно, руками водить плавно, не кричать, не плакать, не смеяться. В общем, проявлять созерцательное спокойствие и не пускать её к голубям.

Машенька любила тепло. Девочки жили на кухне, где топилась дровяная печь и висел банный пар — в кастрюле постоянно кипела вода. Окна изнутри заледенели, покрылись узорами. Днём Машенька дремала, вытянувшись на спинке дивана, слившись с турецким орнаментом, мама с дочерью ходили «сарабандой», говорили шёпотом. Ночью засыпали, прижавшись друг к другу, а верная Машенька тихо гуляла по квартире и охотилась на крыс, которых действительно поубавилось.