Жорж Старков - Анархо

— Созвониться?

— Чтобы они нас «приземлили»?

— Думаешь, «акабы»?

Лидса незримо передёрнуло. Отчего-то британская аббревиатура A.C.A.B., обозначающая, ни больше ни меньше, «все копы — ублюдки», коробила. И вовсе не потому, что Лидс испытывал хоть толику любви и понимания к людям в погонах. Просто каждый раз вспоминалось, с каким трепетом эти самые люди обрабатывали фэнов, имевших неосторожность наколоть заветные четыре буквы.

— Думаю, да, — секунду промедлив, уверенно кивнул Лидс. — Но, они, похоже, вообще не понимают, кто есть кто в этом движе. Они, конечно, и так прикидываются дурачками, но всё равно не «втыкают». Не по нашей теме «Аниськины». Это заметно. Вон эти ублюдки, — боднул он воздух в направлении неприметной синей «Хонды».

— Надо всё обмозговать… — вдумчиво потупив взгляд, пробурчал Барбер.

— Тут думать нечего! — холодно отрезал Лидс. — Эти ублюдки крышуют наркобарыг. Эти же ублюдки чуть нас не ухлопали!

— И что ты предлагаешь?! Ты, случаем, умом не тронулся?!

— Ничем я не тронулся. Если мы просрём этот момент — время начнёт работать против нас.

— И что ты предлагаешь? Завалить их? Может, прямо здесь, в парке? А давай всех позовём посмотреть! Это же так забавно, а, главное, законно!

— Не гони пургу! — скривился Лидс. — Короче, Шарику скажи — пусть ко мне на хату валит, срочно! Я погнал… Нужно выпасти этих уродов.

— Куда?! — оторопел Барбер. — У нас вообще-то дело! — зло стрельнул глазами в сторону тренировочной базы, к которой уже начали тянутся вереницы «кузьмичей», которым не терпелось выказать презрение запертым воротам и проглядывающим меж прутьев корпусам.

— Это дело не «жизни и смерти», в отличие от… — Лидс осёкся, на секунду смолк, холодно и злобно, но, в то же время, как-то извиняюще глянул на лидера, пытаясь поймать в ответном взгляде отблеск понимания. — Расскажешь потом… — так и не найдя в глазах товарища желаемого, накинул капюшон и скользнул сквозь живую и такую знакомую околофутбольную толпу.

Ещё не поздний осенний вечер нависал своей бесстыдной для двадцати часов вязкой смолью, сквозь которую задиристо хлестали по глазам редкие, но колкие холодные капельки. Одна дерзко упала на жертвенный алтарь сигареты и мученически ушла в небытие коротким пшиком, испарившись на табачном угольке. Лидс глубоко затянулся. Снова дым, снова попытка найти успокоение в слишком медленной смерти, о которой столь часто твердил пресловутый минздрав. Вслед за дымом губы поцеловали янтарные уста дешёвого коньяка, что так зазывно и благостно плескался в приплюснутом аквариуме небольшой бутылки. Потом снова дым и снова жидкий янтарь. Потом ещё и ещё…

Хотелось выветрить из головы распирающую неопределённость. Раньше всё было иначе. Были размытые правила и неписанные догмы. Был враг, почти точную копию которого можно было увидеть в собственном отражении — увидеть ополченца с теми же целями. Честь фирмы, честь клубных цветов, репутация… Теперь вся каноничность былой борьбы безобразно размылась, растеклась, словно краска по картине сумасшедшего художника, в порыве гнева обесценив своё детище нещадной яростью растворителя. Теперь в незыблемом некогда уравнении появились новые данные, рушившие всю постулативность борьбы. Это выходило за рамки околофутбола. Слишком сильно, слишком явно…

Двое таксистов ждали по обе стороны парка — в местах возможного выезда синей «Хонды». Один прождал зря. Лидс следовал за иномаркой анонимных оппонентов до самого места, отбрасывающего все былые сомнения. «Южанин» и рыжий въехали в ворота внутреннего двора главного областного управления МВД. Когда почти все наличные были оставлены в кафе через дорогу от управы, наконец, приехали скауты. ВВП и Спайк. Первый получил своё прозвище в виду внешней схожести с самой влиятельной политической фигурой страны последних лет. Такой же невысокий, русый, с небольшими лисьими глазками и любопытным носом. Второй же походил на мультяшную собаку из знаменитого сериала про вечно воюющих кота и мышонка. Скауты что-то увлечённо рассказывали о дневной акции, но все россказни пролетали мимо ушей, словно что-то совсем незначительное и даже пустое. Вообще, всё кроме то и дело распахивающего свой тёмный зёв входа в ГУ казалось недостойным внимания.

Южанин с рыжим вышли порознь. Первый раньше, второй получасом позже. Скауты, со знанием дела, серыми прохожими заскользили вдоль улиц, словно невидимые для оппонентов тени. Нет. Не оппонентов… Врагов. Оппоненты хотят одного и того же. В этот раз скауты вели именно врагов…

Янтарь снова заскользил своим скользким языком во рту, прошёлся по зубам и дёснам, лизнул нёбо и с натугой вполз в горло. Табачная гарь помогла провалиться внутрь. Бутылка уже стремилась бессовестно оголить донышко, но мысли всё никак не хотели улетучиваться. Не желали оставить в невинной чистоте подёрнувшийся алкогольной дымкой разум, хотя бы на остаток этого сумасшедшего дня. Вопросы роились, и главные из них нахально выползали в первые ряды, повторяя сами себя вновь и вновь. Вопросы простые, но так пошло обнажающие бессилие перед вызовами из-за пределов знакомой скорлупы.

Уже есть адреса. Адрес рыжего, адрес южанина. Есть место работы. И что? Вопрос вёл за собой нестройные шеренги новых и новых, ответы на которые в сухом остатке лишь клонировали пресловутое «и что?»

— Чего, в одно рыло точишь? — неуверенно вырвал из тягучей паутины логических цепочек и вьюна надуманных выводов насмешливый голос Бэкхема. Он стоял лишь в шаге, но до сих пор казался невидимкой.

— Да, задумался… — признался Лидс.

— Осталось чего? — покосился Бэкхем на бутылку, пригляделся, недовольно скривился. — Чего высиживаешь? Пошли домой. Там Оля пожрать сварганила.

— А ты чего тут?

— Я-то за солью, да майонезом вышел. А вот ты чего под дождём расселся? Пойдём…

— Слава, — поднял Лидс на младшего товарища выразительный и пронзительно сосредоточенный взгляд, — это мусора тебя подстрелили. Мусора из главка.

— Мне Егор говорил о твоих думках, — улыбчиво отмахнулся Бэкхем.

— Это не думки. Это почти наверняка. Я сам проводил их до мусарни. Потом «Вова» со Спайком до дома вели. Спайк даже, вроде как, невзначай, спросил у местной шпаны, не мусор ли в тот-то подъезде живёт. Всё сходится, Слава.

— И что это меняет?

— По-твоему, ничего?

— По-моему, кровь у всех одинаковая. Что у хулиганов, что у ментов.

— Тут ты прав, конечно… — Лидс глянул на остаток коньяка, вяло встряхнул сосуд, влил последние пару десятков грамм в рот, шумно втянул хладную влажность городской осени. — Только, знаешь, — продолжил, прикуривая новую сигарету, — у «фанья» есть хоть какие-то принципы. А чего ждать от этих сукиных детей?