Жорж Старков - Анархо

Она села напротив, рядом с Бэкхемом. Будда придержал хорошие места. Почти в самом конце. Целый кубрик на четыре сидения, где даже столик можно поднимать. Хотя, впрочем, никто его никогда и не опускал. А ещё можно было тихонько покурить. Вообще-то, нельзя. Но водитель, если пассажиры сильно не наглели, как правило, не замечал мелких шалостей. Ну, курят и курят на галёрке, как школьники за гаражами. Что с них взять, с блаженных…

Оля будто знала об этом, а, может, и впрямь знала, например, от Бэкхема. Зажала в тоненьких пальцах тоненькую сигарету, прикурила. Потом вторую и, не спрашивая, протянула брату. По-хозяйски стянула ботинки, поджала под себя ноги, сиротливо свернувшись калачиком, откинулась Бэкхему на плечо. Лидс улыбнулся, затянулся. Снова затянулся, уже без улыбки… Слишком большая роскошь вот так вот улыбаться. Повода, вроде бы, никакого и нет. Да и быть не может. А, вероятно, и не будет больше никогда…

— Ты где сойдёшь? — не смотря в глаза, тихонько спросила Оля, выпустив маленькую серую струйку, быстро поползшую воздушной змейкой над головами, куда-то в верхний угол.

— Я до конца, — на силу разомкнул Лидс сухие губы. — В Москве останусь. Схожу на мячик и…

— Потом за «мясо» гонять будешь, — печально улыбнулся Барбер. — Или за «паровозов».

— А ты? — легонько подтолкнул его Лидс под рёбра. — Ты где-то под Липецком хотел отскочить? Кто там в Липецке? «Металлург»?

— Он самый… — усмехнулся Барбер. — Свезло.

— А кто у тебя там?

— Тётка. Давно хотел съездить, да всё не было времени. Откуда ему взяться?

— Ну, теперь наверстаешь… А вы? — небрежно пнул Лидс Бэкхема в расхлябанно расшнурованный спортивный ботинок. — Парочка, блин… Определились уже?

— Давно, — ответила Оля за парня. — Мы у Донского сойдём.

— Это где?

— Тульская область, — сухо пояснил Бэкхем. — Тоже тётка. На… — протянул он Барберу туго запакованный тёмным целлофаном прямоугольный свёрток.

— Это что? — слегка удивлённо вопросил тот.

— Мелочь… На «такси и мороженое». Потом, когда сойдёшь, открой, — чуть улыбнулся Бэкхем. — И ты тоже возьми, — небрежно, но беззлобно кинул на колени Лидсу такой же свёрток.

— Тульская — это недалеко. Приезжайте, что ли… Спасибо, кстати — помахивая довольно толстым, в два пальца брикетом, пролепетал Лидс. Пролепетал с каким-то, моментально ставшим нестерпимо горьким, осознанием того, что прямо сейчас, прямо в эту самую секунду безвозвратно распадается на куски единое и неделимое. То, что не может существовать врознь. То, что просто умрёт друг без друга.

Автобус ощутимо тряхнуло и раскалённый уголёк, попрощавшись с сигаретой, весело прыгнул прямо в полупустой стакан. Недовольно шикнул, прежде чем угаснуть, почернеть от негодования и пойти ко дну. Лидс чиркнул заботливо протянутой Барбером зажигалкой, глубоко затянулся, выпил полстакана залпом, вместе с угольком-утопленником. Только сейчас, на выдохе, почувствовал, что в воде, по какой-то шутовской нелепости разлитой в водочные бутылки, есть что-то кроме самой воды. Поперхнулся, занюхал замаранным рукавом, снова затянулся. Ещё налил, выпил, занюхал, закурил. Снова, потом ещё…

— А что это вы так скромно? — как-то боязливо показалась над спинками сидений голова Спайка. Эта осторожность и явственные деликатные нотки в голосе, совершенно безобразно сочетались с внушительными габаритами молодого скаута. Лидс даже улыбнулся. — У меня вискарь есть! Будете?

— Ну, отчего же не будем? Будем! — устало, но вполне дружелюбно согласился Барбер и чуть подвинулся.

Спайк же почти истерично замахал руками, всем видом показывая, что может и в проходе постоять. Весело выудил из безразмерного кармана бутылку «Джемесона», начислил всем, даже Оле, не обратив внимания на не совсем довольный взгляд Лидса. Возможно, усталость и тоскливость стёрли весь посыл на лице топ-боя славной, хоть и небольшой фирмы. Вряд ли это было неуважение со стороны Спайка. Скорее, простительная молодёжная непроницательность.

— Ну, за мой первый выезд! — задорно предложил Спайк.

— Как первый? — удивился Бэкхем. — Ты же уже гонял!

— Так, первый, как за основу… Егор, Миш… — слегка растерялся скаут.

— Верно-верно… — отмахнулся Барбер. — Теперь Спайк с основой будет. Вырос из молодёжки. Гляди, какой лоб… — размашисто хлопнул по плечу скаута, да так, что тот ощутимо пошатнулся.

— Ага… — скептически хмыкнул Бэкхем. — Хотя, сейчас-то уже всё равно… — протянул он и тут же снова получил пинок в ботинок.

Отчего-то Лидсу совсем не хотелось, чтобы кто-то о чём-то знал. А потому, категорически настоял на том, чтобы просто испариться. Сказать лишь: «Надеюсь, ещё увидимся, братья…» На всякий случай, чтобы не волновались попусту. И расплавится в жерле чужих городов и городишек…

Спайк, с озорной задорностью, наливал. Потом выискал у кого-то внушительный кусок сыра и немного хлеба. Стало совсем вкусно и даже цивилизованно. Пол автобуса досыпало, другая половина распивала. Извечный дружок Спайка — ВВП, для которого это тоже был первый выезд за основу, дрых, без задних ног. Ибо, сразу после того, как свалил с «задания», нажрался вусмерть и чудом продрал глаза, когда нужно было уже со всех ног бежать на сбор.

Об этом Спайк вещал с упоением и юморком. Про себя же рассказал, что последовал совету — купил перцовки, навернул, без фанатизма, полбутылки и, для верности, попарил ноги с горчицей. А потому, чувствовал себя вовсе не болезно, был весел и бодр. И вообще, казался очень приятным парнем. Отчего его всерьёз не воспринимали раньше — Лидс решительно не понимал. Хотя, догадывался и сам себе усмехался.

Вероятно, они с Барбером так закольцевались на самих себе, да Шарике с Бэкхемом, как на условно более молодом поколении, что просто слепо и глупо отсекли всё вокруг. Словно осенило, влетело стальным скальпелем в сердце, распороло и зашило тугими нитками чёткое понимание: «Анархо» было больше, чем просто четверо и те, что существовали около. Около — и есть «Анархо». Самое настоящее. Оно жило с ними, будет жить и без них.

Едва слышное радио прошептало нежностью популярной мелодии и грубоватый, и даже в чём-то дерзко-надрывный голос завопил: «Я так привыкла жить одним тобой, одним тобой…» Кто-то из «буддистов» или Златановских. Через какие-то секунды ему начал вторить уже знакомый голос, откуда-то из середины автобуса. Показалась поющая голова. «Анархо»! Пашка Эмо! Так его прозвали за дурацкую чёлку, которую он, впрочем, быстро состриг, но избавиться от не самого приятного прозвища это совсем не помогло. Прилипло, хрен отдерёшь!

С третьей строчки зазвучал ещё один знакомый голос. Его ни с каким другим не спутаешь. Противный, рычаще-булькающий, да, к тому же, чуть посвистывающий — страх и, возможно, смерть логопеда. Илья Мотоцикл — «Анархо». Илюха и так был богатой солянкой всевозможных дефектов речи. А когда отправился в незапланированный полёт с мотоцикла — приобрёл новые, взамен нескольких передних зубов.