Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

Спокойно, без спешки крысы пожирали змею. Ешьте, ребята, ешьте, мысленно подбадривал я, ешьте подчистую, тогда мне не придется держать ответ за то, что мои звери слопали дорогую змею, да и еще один выигрыш есть: ведь крысы опровергнут мой сон. Но змея пока шевелилась, хоть ее уже изрядно потрепали. Видел я, правда, не очень много, было темно, а вдобавок крысы сбились в плотный ком, карабкались друг на друга, только бы урвать лакомый кусок. Однако змея была еще жива; лишь когда ее голова вдруг словно надломилась и язычок, который до этой минуты находился в непрерывном движении, замер, я рискнул сесть поудобнее. В коридоре зацокали шаги. Ночной сторож? Нет, быть не может, звук-то как от высоких, тонких каблучков. Женщина распахнула дверь моей лаборатории, нажала на кнопку, которая на несколько минут отсоединяла часы и включала свет. На пороге стояла Рионна. Но она не смеялась. Посмотрела на меня, секундой позже заметила крыс, но змеи не увидела — та была полностью скрыта под кучей копошащихся грызунов. Змея была вкусная, по всему видать: распробовали и мигом сожрали.

— Что они делают? — спросила Рионна.

— Змею едят, — ответил я.

— Змею? Мою змею?

— Твою змею?

— Да, мою, я пришла покормить ее, смотрю, а она удрала. Где я только не искала, пока догадалась, что она, может, заползла сюда в поисках добычи.

— Ты держала тут змею? — недоверчиво спросил я.

— Да, — кивнула она. — Я ее получила на прошлой неделе и так обрадовалась. Мне давно хотелось иметь змею.

— Но зачем тебе понадобилась непременно коралловая змея? Она ведь до ужаса ядовитая.

— Какая еще коралловая! Это был удавчик… А ну, кыш! — Рионна топнула на крыс, зверьки подняли мордочки, но хоть и были ручные, а прерывать пирушку не собирались. — Отгони их!

— Змея-то подохла, — упавшим голосом сказал я.

— Я тебе этого никогда не прощу.

— Так ведь я думал, это ядовитая коралловая змея. Сколько времени просидел тут на столе, шагу ступить не смел.

— Трус! — бросила Рионна.

— Лучше быть трусом, чем инвалидом, как прежний служитель.

— Но ты боялся совершенно зря, это вовсе не коралловая змея.

— Откуда мне было знать? Они похожи как две капли воды. Ярчайший пример мимикрии.

— И даже если б это была коралловая змея, ты все равно не имел права напускать на нее крыс.

— Да я просто хотел, чтоб они отвлекли змею, и я смог выйти отсюда. У меня в мыслях не было отдавать ее на съедение.

— Ты не имел права напускать на нее крысиные полчища.

— Зато я имел право попытаться отвлечь ее, я до смерти боялся укуса, ведь наш прежний служитель…

— Да знаю, знаю, хватит уж. Все равно моя змейка умерла…

— Я куплю тебе другую. Или, может, бедняжка коралловая не сегодня завтра объявится, и ты возьмешь ее себе, она же точь-в-точь как твой удавчик.

— Угу, так я и сделаю, а потом напущу ее на тебя. Какая низость — скормить крысам такую красавицу… Отгони ты их, бога ради…

Я подошел к крысам, сгреб каждой рукой сразу троих и отправил в клетку. Вскоре я переловил всех до одной, даже того детеныша, которого змея укусила первым, — он тихонько сидел под ящиком. Удавчик был настолько обглодан, что едва ли в нем еще теплилась хоть искра жизни. Рионна подняла его с пола и стояла так, держа в руках мертвую рептилию, а я думал: откуда мне было знать, что она не ядовитая. Так что же значил мой сон? Мне снилось, что змея похожа на Библию, а Библия, как оказалось, тоже возвещала ложь. Кончай-ка ты вдаваться в нелепые толкования этого сна и вообще всего, что произошло, подумал я. Но все же не мог отделаться от впечатления, что случившееся и мой сон как-то связаны с теми чувствами, какие я питал к Рионне, а она ко мне — нет. Она еще раз взглянула мне в лицо, буквально испепелив меня яростью, потом отвернулась и выбежала из лаборатории с мертвой змеей в руках, оставив меня наедине с моими крысами и воспоминаниями о сне, в котором змея, точно слово божие, грызла мне сердце, а женщина смотрела и смеялась.

Когда я в полном одиночестве вышел из вагона на железнодорожную платформу, стоявшую в чистом поле, и глянул на пустынный горизонт, мне показалось, будто я вновь слышу голос отца: «Прежний пастор никогда не готовился к своим проповедям и воскресным утром, перед тем как взойти на кафедру, брал у одного из старейшин сложенный в несколько раз листок белой бумаги. Поднимаясь на кафедру, он разворачивал его. А добравшись доверху, зачитывал трепетавшим прихожанам библейское изречение, произвольно выбранное старейшиной. И экспромтом начинал проповедь. Но однажды листок оказался пустым. «Ничего, — прокатился по церкви его голос. Он сложил бумажку, снова пророкотал «ничего» и уверенно вступил: — Ничего так ничего. Из ничего Бог сотворил мир». И произнес проповедь столь ошеломительную, что все присутствовавшие там до сих пор вспоминают ее со слезами на глазах».

Н-да, подумал я, Бог сотворил мир из ничего, и первое, что Он создал, было здание станции, к которому я направлялся, а над ним Он простер горизонт и свежевспаханными полями укрыл твердь земную и лишь кое-где с бережливостью истинного кальвиниста посадил скудные деревца. И повелел из своего заоблачья, чтобы над всеми праведниками и грешниками всходило солнце, а меня, несчастного, забросил в эту глухомань, чтобы я целый день таскался вслед за неведомым охотником на ондатр. Еще Он позаботился о радиорепортере, который запишет на пленку и позже передаст в эфир все, что мы с охотником сегодня друг другу наговорим.

Этот маленький сутуловатый человечек уже спешил мне навстречу по гулкой безлюдной платформе. Он пожал мне руку и сказал:

— Поезд опоздал на четверть часа.

— Да, — кивнул я, — задержка в пути. Теперь они все время ходят с задержками.

— А знаешь, почему так происходит? — спросил он.

— Нет, — признался я.

— Слишком много народу стало бросаться под поезд, — пояснил он. — Да-да. Один мой бельгийский приятель как-то сказал мне: «Типично нидерландская черта — бросаться под поезд, ведь это бесплатно».

Вспугивая почти неправдоподобную тишину, мы пошли к его машине. И немногим позже уже катили через поля. К моему удивлению, они были исполосованы дорогами. Мы ехали навстречу блеклому горизонту. Где-то за ним лежал городишко, к которому и относилась только что оставленная нами станция. Миновав городишко, мы покатили навстречу следующему горизонту, и репортер сказал:

— Давай заранее договоримся, что будем делать, составим четкий план и по возможности обдумаем детали.

— Зачем? — спросил я.

— Затем, что иначе выйдет полная неразбериха. Вдобавок нам необходимо подготовить для слушателей такой материал, на основании которого они смогут сделать собственные выводы. Следовательно, личность охотника и его труд надо оценивать возможно более трезво и соблюдая определенную дистанцию. Мы обязаны дать простор воображению слушателей.