Уильям Сароян - Повести и рассказы

Они спрашивали его о Билле и о матери Билла. Теперь это уже были не поэт и актриса, не красавец-мужчина и красавица-женщина. В первый раз в жизни он видел их такими, какою была мать Билла для Билла, и он почувствовал себя благодарным и счастливым от того, что, оказывается, не одни только черные могут быть людьми простыми и добрыми. Никогда прежде он не думал, что и среди белых бывают такие, потому что раньше, если ему и приходилось встречать таких, то только среди черных.

Его мать слушала внимательно все, что он рассказывал, и потом сказала:

— Ты хочешь брата?

— Да, — сказал мальчик, — но больше всего я хочу, чтобы вернулся Билл Макги.

— Я понимаю, — сказала женщина, — но мы не можем вернуть Билла. Кто уходит туда, куда ушел Билл, тот уже не возвращается. Но вместо Билла может прийти другой.

— Кто?

— Пока неизвестно, — сказала женщина, — но мы знаем, что он будет нашим, так же, как ты.

— Нашим? Почему же он будет нашим?

— Потому что мы любим друг друга.

— А почему мы любим друг друга?

— Потому что мы маленькая семья в очень-очень большой семье.

Мужчина просунул руку под голову мальчика и обнял женщину; обнял и женщину, и мальчика; и женщина протянула руки к мужчине и обняла и его, и мальчика; и мальчик тоже раскинул руки и обнял обнявшихся мужчину и женщину. И все трое они лежали в обнимку и смеялись, и впервые в жизни они были чем-то большим, чем-то лучшим, чем поэзия или актерская игра, тем истинным, той сутью, которая дает жизнь и поэзии поэтов и игре актеров.

Есть поездки, которые повторяются в твоей жизни, так же как и книги, которые перечитываешь, и знакомая уже музыка, и лица вокруг, и люди, с которыми ведешь свои разговоры, и каждый раз при этом что-то меняется, а что-то остается таким же, как было.

Вокруг Фресно есть несколько таких местечек, про которые я слышал еще мальчишкой, но никогда не видел. Например, городок Гошен. Не раз приходило мне в голову съездить взглянуть на него, но как-то так получилось, что и до сих пор я туда не попал, хоть и, кажется, исколесил всю фресненскую округу. Может быть, Гошен и не городок вовсе и даже не поселок, а если и да, то один из таких, что просто ни за то, ни за другое не примешь; может, это так себе — перекресток дорог, с двумя-тремя домишками, с магазинчиком, на крыльце магазинчика собака, и тут же недалеко слоняется петух и задирает и гоняет двух куриц.

Фресно находится в самом центре просторной долины Сан-Хоакин, о которой в девятнадцатом или в двадцатом году перед участниками неполной средней школы имени Лонгфелло мой приятель Лео, брат Толстяка Хашхаша, распевал такую вот песенку:

Поездки вокруг Фресно, по знакомым местам, всегда доставляют мне удовольствие, и я совершаю их снова и снова. Об одной из таких поездок мне и хочется сейчас вспомнить.

Из рассказов, составивших мою книгу «Меня зовут Арам», первым я написал рассказ, которому дал название «Гранатовая роща». Жил я в то время в Сан-Франциско. Был 1935 год, во Фресно, начиная с 1926-го, то есть в течение уже около девяти лет, я бывал только урывками, время от времени. Действие рассказа относилось к еще более ранней поре, когда мне было пятнадцать, так что то, о чем я писал тогда, представлялось мне очень далеким.

Я и не знал еще, что «Гранатовая роща» положит собой начало серии рассказов. Я думал, что это просто очередной рассказ и не более. После того как его отвергли около десятка издателей, я послал рассказ в «Атлантик мансли». «Атлантик» принял «Гранатовую рощу», и Эдвард Уикс, издатель журнала, предложил мне написать еще несколько рассказов. Среди написанного мною к тому времени уже имелось кое-что в этом роде, но письмо Уикса побудило меня взяться за дело всерьез.

В «Гранатовой роще» была рассказана действительная история — о том, как муж моей младшей тетки, Тигран, купил 640 акров пустоши и загорелся идеей превратить ее в сад. На двадцати акрах этой земли Тигран надумал посадить гранатовые деревья. В этой затее принял участие и я — работал на участке, сажал деревья вместе с человеком по имени Назарет Торосян, занимавшимся когда-то спортивной борьбой.

Замысел Тиграна потерпел крах, землею вновь завладели ее исконные хозяева — разного рода мелкие зверюшки, гранатовая роща была заброшена, а Тигран перекинулся на другие проекты.

Но пока мы с Назаретом сажали деревья и всячески пеклись о них в течение нескольких недель, я все представлял себе, как когда-нибудь спустя годы вернусь на это место и застану тут сад, увижу чудесные, разросшиеся деревья и чудесные плоды, повисшие на ветвях.

Шли годы, и каждый раз, бывая во Фресно, я вспоминал про гранатовые деревья, но ни разу не съездил взглянуть на то место, где когда-то мы с Назаретом сажали их и выхаживали.

Чтобы попасть туда, надо ехать по Вентура-авеню до поворота направо к Санджеру, там повернуть на дорогу, идущую влево, остановиться миль через восемь-девять — и где-то поблизости от дороги отыщется участок гранатовой рощи.

И вот однажды, наконец, я поехал туда. Со мною был мой пятилетний сынишка Арам, названный так по имени мальчика из книги рассказов «Меня зовут Арам».

Мы не решали заранее, куда поедем. Было лето, и мы просто катались вокруг Фресно, по дорогам, вдоль которых тянулись виноградники и сады. То и дело я останавливал машину, чтобы мальчонка мог выйти и оглядеться вокруг и сорвать собственноручно кисть винограда или спелый персик, или еще что-нибудь. Но с какого-то момента я поехал без остановок и вскоре оказался возле того места, где от Вентура-авеню идет правый поворот к Санджеру. Младший брат моего отца Левон и четыре его сына жили около Санджера, на своих виноградниках, и, видимо, мне пришло в голову прокатиться к ним, однако я свернул не к Санджеру, а налево и через несколько миль, съехав с дороги, повел машину по сухой пустынной земле.

— Куда это мы едем? — сказал Арам.

— Много лет назад я посадил где-то здесь несколько гранатовых деревьев.

Я остановил машину, и мы с Арамом вылезли и пошли по серой сухой земле, как ходил я по ней четверть века тому назад.

— А где деревья?

— Тогда мы посадили их где-то вот здесь, но сейчас, как видишь, их больше нет.

— Ну а где же они?

— Нигде. Они умерли.

По всей этой пустоши снова хозяйничали грызуны, рогатые жабы, зайцы, вообще всевозможная мелкая живность. И я подумал, что это тоже, пожалуй, правильно.

Я надеялся, что найду тут хотя бы одно выжившее деревце, но не нашел.

Мы вернулись в машину и поехали дальше.