Вера Иванова - Фанатка

Малыш со всхлипом вздохнул и заворочался, мама снова начала качать кроватку, приговаривая:

– Тш-ш-ш! Тщ-ш-ш!

Мальчик успокоился, и мама продолжила:

– А ведь в этой кроватке когда-то лежала ты… Как быстро время летит!

С улыбкой она вглядывалась в нежное личико спящего младенца. Татьяна молчала, терпеливо ожидая продолжения, которое не замедлило последовать:

– Я всегда тебе, что отец твой умер. Так вот знай – это не так. Он не умер, просто он никогда не жил с нами. Он вообще даже не знает о твоем существовании.

Татьяна слушала, замерев. То, о чем говорила мама, было одной из самых запретных тем в их семье. Это было табу, которое Тан даже и не пыталась нарушить: каждый раз, заводя разговор об отце, она видела, как напрягается и расстраивается мать, едва лишь Таня упоминала его имя.

И вот теперь завеса тайны, похоже, должна была приоткрыться.

– В тот год к нам приехал московский стройотряд. Знаешь, во времена моей молодости была такая студенческая забава – собраться мужикам всем вместе и на летние каникулы отправиться что-нибудь строить. И вот вся эта компания называлась «стройотряд». Уж не знаю, зачем ребята ехали – за деньгами (строителей всегда не хватало, им неплохо платили), за романтикой, а может – и за тем и за другим.

Вот и к нам залетели такие студентики – из московского технического вуза. Разместили их в школе, как раз в вашей. Их всего-то было тридцать человек. И все парни. Они два класса занимали, по пятнадцать матрасов в каждом. Ну и, понятное дело, где молодые ребята соберутся, там девчонкам, словно медом намазано. А тут какие ребята – москвичи, студенты! Мы вокруг них вились словно мотыльки. Как вот сейчас девчонки-фанатки вокруг своих кумиров…

Ну, так вот. С твоим отцом познакомились мы на дискотеке. Они, студенты, ее в актовом зале устраивали. Вешали на площади объявление, молодежь и слеталась туда по вечерам. И откуда только силы гулять брались! Ребята эти, москвичи, по двенадцать часов в сутки пахали, да без выходных, и еще до трех часов ночи чуть ли не каждый день отплясывали. Мне тогда шестнадцать лет было, как сейчас помню, мама-покойница все меня бранила, что поздно прихожу.

А с отцом твоим вот как вышло. Он бы меня, может, и не заметил бы совсем, если бы не Борька. Борька – это буян у нас такой был местный, он на студентов зуб точил, что они всех девчонок переманили, и ребят подбивал хорошую бойню устроить «этим московским».

И вот в тот день он все-таки добился своего. Они ворвались на дискотеку толпой, а в руках – у кого цепи, у кого ремни я пряжками, короче, вооруженные. Выскочили прямо на сцену, хотели, чтобы их отовсюду видно было. Борька вперед выступил и как заорет: «А ну, выходи, московские, быть будем!» А московские-то к стенкам жмутся, растерянные такие, испуганные – не готовы были к такому повороту дела. Да и не из драчливых они были, интеллигенты, очкарики. Куда им против Борьки с его качками!

В общем, не знаю, чем бы дело кончилось, если бы не одна боевая девчонка. Она как раз у сцены стояла, рядом с рубильником. Она придвинулась к ближайшему москвичу и прошептала: «Вон там, слева, дверь – через нее можно выйти на улицу. Передай своим!» И он в ответ на нее так посмотрел, что всю душу ей перевернул.

Пока Борька вращал глазами и цепями, весть эта по цепочке облетела зал.

А когда Борька, громогласно захохотав, скомандовал: «Айда, ребята!», девчонка эта кинулась к рубильникам и оба их рванула на себя.

Вначале погас свет, а потом на сцену опустился занавес.

Началась такая суматоха, что и не представить! Грохот, шум, девчачий визг, ругань попавших на сцене в ловушку Борькиных парней… Короче, успели студенты убежать, все до одного.

Как ты понимаешь, девчонкой той была я. А студентом, которому я про дверь сказала, был твой отец.

– А Борька… Это не Борис Павлович? – первый раз за все время маминого рассказа подала голос Татьяна.

Да он.

Вот уж никогда бы не подумала, что он был таким буйным! – не могла не рассмеяться Таня. Она была хорошо знакома с этим человеком – он был частым гостем их небольшой семьи. Весь город знал, что он давно и безнадежно влюблен в Танину мать.

– Да вот, так бывает. Потом перебесился, остепенился… Да сейчас не о нем речь. В общем, как это у вас говорят? Обломала я его тогда.

Дискотеки, конечно, отменили, Борьке и другим парням сделали внушение, а московским запретили вообще из школы выходить. Им даже специальный автобус выделили, на работу и с работы их возить, лишь бы они местное население не будоражили.

А девчонка та, я то есть, с тех пор начала сохнуть по этому парню. Все никак не могла забыть тот взгляд, которым он одарил меня на дискотеке. Молча я мучилась, ничего ему не говорила, да только от окружающих скрыть такие вещи всегда трудно. Короче, скоро уже весь город знал, что у Наташки с московским любовь.

В любви-то никакой и не было. Вернее, с моей стороны была – я горела, как свечка. А он… Как я сейчас понимаю, он просто развлекался, но по-хорошему, по-доброму. Ничего плохого не было, он меня не обнадеживал, не соблазнял, он мне даже в любви не признался! Потому что, видно, из честных был, из порядочных. Хоть я ему все уши прожужжала про свои чувства…

Короче, приближался день их съезда. Я чахла с каждым днем. Перестала есть, спать, ничего не могла делать – до того хотелось мне быть с ним!

Вот тогда я это и придумала. Брат мой двоюродный, Иван, в школе завхозом работал. И я, за день до отъезда ребят, выпросила у него ключи от кабинета директора. Там диван стоял, широкий такой, удобный… нет, как подумаю, на какие безумства я тогда была способна, оторопь берет! Вот что любовь-то с девчонками делает, просто стихийное бедствие, зараза, какая-то!

Как я тогда его уговаривала провести ночь со мной, уже не помню. Это была горячка, бред, сумасшествие! Помню, кричала, орала, грозилась что-нибудь с собой сделать… Бедный парень! Он, наверное, и не предполагал, что его невинная интрижка перейдет в такую мелодраму. Ну, и выпросила я свое. Ох, и тяжело пришлось диванчику-то в ту ночь! А наутро они уехали. Больше я о нем никогда ничего не слышала.

А через девять месяцев родилась ты. Вот и вся история…

– Мама! А почему ты мне сейчас все это рассказала?

– А потому, моя милая, что ты, видно, по материнским стопам пошла. Теперь-то уж не скроешь, кто его отец, – мама кивнула на увешанные фотографиями стены. – Вот она, живая копия, никаких экспертиз не надо! Что ж, дочка, смелый ты шаг совершила, ничего не скажу. Но вот будешь ли ты счастлива… Ну да ладно. Тебя вырастили, и его уж как-нибудь вырастим!

Однако «уж как-нибудь» Татьяну не устраивало. Она не хотела, чтоб ее Женьке доставалось меньше, чем другим. Нет, ее лучший в мире сыночек должен иметь лучшее!