Роман Шмараков - Автопортрет с устрицей в кармане [litres]

– Мистер Годфри? – изумленно сказала Джейн.

– Остается, конечно, еще несколько вопросов, – сказал инспектор, – но в основном мои дела в Эннингли-Холле можно считать законченными.

– Мистер Годфри! – воскликнул викарий. – Скажите же что-нибудь!

Мистер Годфри улыбнулся какой-то отрешенной улыбкой, наклонил голову и вдруг, с быстротой, которой трудно было ждать от человека с больной поясницей, развернулся, пустился с места и скрылся в кухне. В следующее мгновение инспектор ударил плечом в захлопнутую дверь.

– Мистер Годфри, – укоризненно сказал он, – это смешно. Выходите.

– Нет, спасибо, – отозвался мистер Годфри.

– Вам же некуда деваться. Впрочем, как знаете.

– Подождите, – сказала Джейн, – я за вами не успеваю. Это мистер Годфри убил Эмилию?

– Да, – сказал инспектор.

– Зачем?

– Потому что она хотела отодвинуть шкаф.

– Что?..

– Если позволите, все по порядку, – академическим тоном начал инспектор, стоя у кухонной двери. – Некоторое время назад мистер Годфри, человек неутолимого и деятельного любопытства в отношении бэкинфордских достопримечательностей…

– Ради Бога, – сказал невидимый мистер Годфри, – таким языком пишут буклеты для туристов. Нельзя ли как-нибудь иначе.

– Хорошо, – сказал инспектор. – Некоторое время назад просто мистер Годфри начал разбирать бумаги, оставшиеся от сэра Джона. Как всем известно, они лежат в библиотеке, и никому до них нет дела. Считается, что это в основном выписки из книг, которые читал сэр Джон, но никто не удосужился проверить это мнение. Читая эти бумаги, мистер Годфри с удивлением обнаружил, что сэр Джон считал индийское наследство, о котором здесь принято говорить как о легенде, несомненной реальностью и думал всерьез взяться за его поиски, – намерение, пресеченное его внезапной смертью. Не знаю, на чем основывалась уверенность сэра Джона, но мистер Годфри, судя по его дальнейшим действиям, счел его доводы убедительными. Как я могу понять, сэр Джон не знал точно, в чем состоит это наследство и где оно находится. Мистер Годфри продолжал изучение его бумаг, одновременно проводя изыскания в местах, почему-либо привлекавших его внимание. Полагаю, именно ему мистер Эдвардс обязан изрытыми окрестностями фонтана, которые до сих пор представляют предмет его жалоб.

– Вот как, – сказала Джейн. – А я-то думала, это какой-нибудь зверь из леса.

– Кроме бумаг сэра Джона, – продолжал инспектор, – был еще один источник, из которого мистер Годфри почерпал много полезного. Здешний старожил, можно сказать. В один прекрасный день он открыл мистеру Годфри глаза на вещи, о которых мы теперь можем узнать только от мистера Годфри. Что он вам сказал, а? – спросил он у двери.

– Кто-то из нас? – спросил викарий.

– В некотором роде, – сказал инспектор. – Попугай, я имею в виду.

– Танкред?…

– Да, Танкред. Как вы знаете, у него в репертуаре было много фраз сэра Джона. Видимо, особо важные вещи сэр Джон не доверял бумаге, зато повторял их, раздумывая вслух – неосмотрительная привычка, если держишь при себе попугая. Обычно Танкред крошил и перемешивал свои реплики, как… – он остановился, подбирая сравнение.

– Потом спросим у миссис Хислоп, – предложила Джейн.

– Да, – сказал инспектор. – Но однажды (повторяю, это лишь мои предположения) он произнес подряд несколько фраз покойного сэра Джона, которые проливали свет на судьбу и местоположение индийского наследства. С этого мгновения Танкред был обречен, а мистер Годфри испытал новое вдохновение. Наконец он утвердился в мысли, что сокровища должны быть в чулане – или же в каком-то тайном помещении, в которое есть вход из чулана – того самого чулана, который, как я понимаю, долгие годы заброшен и задвинут шкафом. Кто-нибудь видел его открытым?

– Я – нет, – сказала Джейн. – Ни разу.

– И я нет, – сказала мисс Робертсон.

– Нет, никогда, – сказал викарий.

– Так вот, мистер Годфри собирался туда наведаться, – сказал инспектор. – Полагаю, его останавливали очевидные затруднения. Нельзя же обыскать этот чулан так, чтобы никто этого не заметил. Можно, конечно, попробовать ночью, да искать впотьмах неудобно, и потом, всегда есть опасность, что кто-нибудь придет на шум и спросит, что здесь творится; к тому же и шкаф без посторонней помощи не отодвинуть. А чтобы делать все это днем, нужен хороший предлог; и вдруг там на самом виду окажется что-нибудь ценное, а кругом люди ходят.

За дверью что-то покатилось, и задыхающийся голос мистера Годфри произнес:

– Вот она! Наконец-то! Видимо, она вывалилась из кармана, когда я… когда я сюда заходил.

– Мистер Годфри, – невозмутимо продолжал инспектор, – не один день бился над сочинением этого предлога и продолжал думать о нем в тот момент, когда он спустился вниз и мисс Меррей, занимавшаяся своей выставкой, сообщила ему о намерении открыть чулан и спросила, не поможет ли он ей со шкафом.

– Откуда вы знаете, что он не один день бился и еще продолжал? – спросила Джейн.

– Иначе слова мисс Меррей не вызвали бы в нем такого неописуемого раздражения, – сказал инспектор. – Конечно, он никак не мог допустить, чтобы кто-нибудь другой открыл чулан и начал там копаться, – в тот момент, когда он сам после столь долгих безмолвных трудов был в шаге от блистательной удачи. Но если бы он подумал хоть минуту – повторил бы в уме алфавит, как говорится, – он нашел бы сотню способов отговорить мисс Меррей от этого намерения, причем так, что она ничего бы не заподозрила. Но в нем вскипела желчь. Он видел угрозу всем своим замыслам и был взбешен тем, что люди от большого простодушия хотят сделать то, над чем тщетно билась его изобретательность. Он схватил со стола, что попалось под руку, и ударил мисс Меррей по виску. Полагаю, он никак не хотел этого и уже через минуту раскаивался в том, что сделал. Но мисс Меррей была мертва, и этого не поправить, а у мистера Годфри были свои планы и чулан, куда нельзя было никого пускать.

– Так вот почему он отказался лезть туда за медалью! – сказала Джейн, глубоко потрясенная.

– Извините?..

– Нет, ничего… Но ради чего все это? Мистер Годфри, зачем вам деньги? – укоризненно спросила она.

– Надеюсь, я не оскорблю мистера Годфри, если отвечу за него, – сказал инспектор. – У него были большие замыслы и шаткое положение. Как я понимаю, сэр Генри не унаследовал приязни к нему; их отношения довольно натянутые, и нельзя поручиться, что это гостеприимство длилось бы вечно. Между тем мистер Годфри возлагал надежды на серьезные археологические работы в Бэкинфорде и окрестностях. Это, собственно говоря, его главная мечта, высокое честолюбие. Конечно, ему нужны были деньги.

– Но вы ведь не сразу все это поняли, да?