Фигль-Мигль - Долой стыд

— Видели бы вы, кого он сюда водит! Натуральные черносотенцы, самого карикатурного пошиба. Прямиком со страниц либеральной печати, как она нас изображает! — Тут он вспомнил, что Павлик привёл и нас с Машечкой, и горячо сказал: — Вы и Маша — первые, кому я рад. Я очень обрадовался, Алечка, что наконец-то...

— Спасибо. Мы тоже очень, очень рады.

— Разве же я хочу чего-то неподобающего? Моя цель — собрать здесь людей вменяемых, не болтунов, честных, пусть и не обязательно нашего направления, но не отравленных пропагандой. Способных самостоятельно мыслить. Зовите таких отовсюду, где встретите. ...А Маша могла бы привести Антона Лаврентьевича.

— ...Антона Лаврентьевича?

— Да, это Машин дедушка. Вы не заметили, она как-то странно о нём говорит?

Я заметила, что Машечка вообще не желает о нём говорить, но с моей стороны было бы нелояльно обсуждать это хоть и с доброжелательным, но посторонним.

— Нет, ничего такого.

— Он то ли болен, то ли живёт отшельником. Ни с кем не общается. Такая жалость. Такая светлая голова.

— И что же случилось?

— Старость, Алечка, по всей видимости. Как и со всеми нами. Мы ведь с ним из поколения, которое помнит смерть Сталина.

Нет, думаю, в этом смысле старость случается далеко не со всеми. Вот вы, дорогой Пётр Николаевич, хоть самого Плеве можете помнить, а каким молодцом!

Помимо Павлика у дедушки Павлика был собственный серьёзный повод для огорчений: собрать в Фонде он хотел одних, а приходили другие, прямо противоположные. Не по части идей: идеи были те же, но в исполнении, которое он считал порочащим. Я таких, наверное, ещё не видела, и мне всё нравилось. Очень нравилось! Никто не кричал, не грубил, не плевал под ноги и вообще не мусорил, и на моё «спасибо» все всегда отвечали «пожалуйста» и «не за что». Ни пьяных, ни ругани, ни разговоров о подлеце Ваське... настоящая жизнь.

Через два дня круглый стол состоялся. Мне впервые в жизни пришлось просить девочек меня подменить, чтобы на него попасть, и удивительно, как охотно они пошли навстречу. Наши девочки хорошие, несмотря ни на что.

Я немножко подготовилась, посмотрела, что могла, в Интернете, но это не очень помогло. Участников было слишком много, и они все, бедняжки, ужасно разнервничались и перессорились. Трудно следить за ходом мыслей десяти человек сразу, когда они так волнуются и спорят, а вдобавок рядом со мной сидел молодой человек, мешавший мне сосредоточиться своими ехидными репликами, и Машечка с другого бока негодовала на всех сразу.

Этот молодой человек весь извертелся, как какой-нибудь тонкий ловкий зверёк, глазки у него были смелые, а шутки — смешные, хотя неуместные. Станислава Игоревича он назвал злорадным соловьём. Я даже шикнуть на него не смогла, так он попал. Станислав Игоревич был единственным человеком, который мне в Фонде не нравился, — наверное, потому, что я его совсем не понимала. Он как будто потешался над всеми, с кем и для кого говорил, и над собственными словами тоже. Слушая всех остальных, я могла сообразить, что Петру Николаевичу не нравится Катков, а депутату Светозарову — Пётр Николаевич, но Станиславу Игоревичу было всё равно, касалось это живых или мёртвых. Он всех ценил одинаково низко и ни на кого не сердился.

Но и умный же он был! Такой умный, образованный и такой неприятный — я не знала, что думать.

И потом, когда официально всё закончилось и Пётр Николаевич договаривал в кругу учеников свои любимые мысли, Станислав Игоревич к нему цеплялся уже очевидным для всех образом, портил собою вечер, и неизвестно, что бы было, если бы подошедший к нам депутат не грохнулся замертво.

— «Скорую», «скорую»!

Я училась в обычной школе, совсем затрапезной, но ОБЖ нам преподавал отставной военврач, не на шутку дрессировавший нас на случай задымления, взрыва, бомбардировки, пожара, наводнения, мороза, ДТП — и что делать, если подавился или сильно поранился, и как оказывать первую помощь, конечно.

Положите его ровненько, говорю, не надо тормошить! Сперва нужно проверить пульс. Подле меня оказался ехидный молодой человек, сидевший с нами в зале. Мы опустились на колени и стали проверять.

— Нет пульса.

— Нужно делать искусственное дыхание.

Ладно, этому нас Иван Ильич тоже учил. Я старалась изо всех сил, а потом ехидный молодой человек меня сменил, а потом приехала «скорая». Когда они умчались и все разошлись, мы, несколько человек, пошли в кабинет Петра Николаевича и тихо попили чаю. У профессора на стене висел большой портрет фон Плеве — копия, как он сказал, с репинского. Бедняжечка, какие у него оказались печальные и растерянные глаза. И руку в подлокотник кресла так упёр, словно хочет вскочить и убежать.

— «Меркнущие высоты».

— Да?

— «Меркнущие высоты»!!!

— Да?.. Ах да. Это вроде уже было?

— То были «Ревущие вершины». Всё тот же «Грозовой перевал».

— Похоже, эта книга пользуется популярностью.

— У английских авторов, да. Но не у наших переводчиков.

— ...Очень хорошо.

— Что же в этом хорошего?

— ...

— «В раннем грегорианском стиле».

— Да?

— Что такое грегорианский, оставляю на совести этого негодяя. Григорианским может быть календарь или хорал. А архитектурный стиль эпохи Георгов в Англии называется георгианским. Неужели так сложно?

— Просто у этого бедняги эрудиция не такая широкая, как у вас.

— Для людей с неширокой эрудицией существуют энциклопедии. И множество других профессий. «Почтовые лошади просвещения» ! На таких клячах мы уедем прямиком в каменный век.

— Мы уже в каменном веке. А откуда вы столько знаете про английскую архитектуру?

— Читаю поздневикторианские и эдвардианские романы из великосветской жизни. Их милости, их светлости, милорды, высокородные и младшие сыновья герцогов. Полдюжины герцогинь в день — моя норма. Загородные дома, георгианская архитектура, лисья охота, крикет, розовые казакины и фамильные портреты. И все полицейские говорят тебе «сэр», и все проститутки говорят тебе «сэр», и к чаю подают горы всякой всячины. Когда я вот так начитаюсь, то ловлю себя на том, что и разговариваю как они, а когда я так разговариваю, то успокаиваюсь. You are such a brick, old pal. Ну ты молоток.

— Это герцогини так говорят?

— Когда они передразнивают своих младших сыновей, то да. ...Кирпич можно заменить молотком ради целостности идиомы, как вы считаете?

— Я этого выражения с детства не слышал.

— Оно же от этого не перестало существовать, верно? Ах, poor old dear!

— Это вы кому сейчас сказали?

— ...«Психиатрические заболевания».

— Психиатрические?

— Понимаете, да? Относящийся к психике — это психический , а психиатрический — относящийся к психиатрии. Психиатрические заболевания , строго говоря, это заболевания психиатров.