Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

Вместе с телеграммой был скреплен еще один документ из отдела Э. Тригг. «Отправитель не подтвержден, – говорилось в нем. – Продолжайте вести радиообмен». Записка была датирована 8 маем 1944 г. Примерно в это время начали арестовывать девочек Элеоноры.

Вот оно доказательство – черным по белому: Элеонора знала, что данный канал радиосвязи раскрыт, но продолжала передавать по нему важную информацию, что позволило немцам арестовать девушек-агентов. Грейс смотрела на листок с текстом. Этим документом Элеонора фактически признавала свою вину, словно она собственноручно расписалась в измене.

– Не может быть… – прошептала себе под нос Грейс. Еще несколько минут назад мысль о том, что Элеонора могла предать своих подопечных, казалась ей непостижимой. Теперь же неоспоримое свидетельство вины Элеоноры лежало у нее перед глазами.

Она хотела разбудить Марка и сообщить ему о своем открытии, но потом решила, что не стоит. Ее худшие подозрения относительно Элеоноры, которыми она недавно поделилась с ним, подтвердились. Лучше бы она вообще не приезжала в Вашингтон, думала Грейс. Не лезла бы не в свое дело, никогда бы не узнала горькой правды. Глубоко потрясенная, Грейс сунула под мышку папку с документами.

И без оглядки бросилась из квартиры Марка.

Франция, 1944 г.

При аресте Мари не оказала сопротивления.

Пока она стояла в дверях конспиративной квартиры под упиравшимся ей в ребра дулом пистолета, в голове у нее проносилось все, что внушали ей в учебном центре: сопротивляйся, сражайся, беги . В приемах рукопашного боя она не была сильна, но, отрабатывая их вместе с Джози, научилась бить в пах и запускать ногти в лицо противника.

Однако в коридоре топтался маленький Клод, и она побоялась, что мальчик пострадает, если она учинит драку. Поэтому она покорно пошла с полицейскими.

Они повезли ее в Париж – но не в полицейском автомобиле или в закрытом фургоне, как ей всегда представлялось, а в черном «рено» с кожаными сиденьями. Один из полицейских сел сзади вместе с ней и, перегнувшись, со зловещим щелчком заблокировал дверь с ее стороны. Когда они в гробовом молчании катили по улицам 16-го округа, Мари так и подмывало закричать, попросить помощи у прохожих – женщин, толкающих перед собой детские коляски, мужчин, идущих домой с работы, которые не догадывались, что ее в машине удерживают насильно. Но она, обуздывая свой порыв, старалась запомнить маршрут, которым они ехали, – на тот случай, если ей удастся сбежать из тюрьмы, куда, она была уверена, ее везут.

К удивлению Мари, «рено» затормозил перед большим красивым домом на авеню Фош. Когда ее завели в здание, она, увидев медную фурнитуру и красные портьеры сочного оттенка, которые кто-то подобрал в тон коврам с цветочным узором, определила, что прежде это был богатый особняк. Здесь висел тяжелый дух застоялого табачного дыма. Немецкий ответ Норджби-Хаусу, подумала Мари. Из комнаты в комнату бегал посыльный, за полупритворенной дверью о чем-то говорили двое военных.

Полицейский, сидевший с ней сзади в машине, крепко взял ее под локоть и повел наверх по лестнице. Они поднялись на один этаж, затем – еще на один. На самом верхнем этаже он отпер дверь в похожую на дортуар комнату с покатым потолком, где стояли с полдюжины солдатских коек и в углу – полка, забитая книгами. Судя по рисунку в виде маленьких уточек на поблекших обоях, очевидно, некогда здесь располагалась детская или игротека. Теперь, когда они были вне поля зрения гражданских, полицейский, отбросив притворную учтивость, бесцеремонно втолкнул ее в пустую комнату. От неожиданности Мари споткнулась, ударившись голенью о раму одной из коек. Она потерла ногу, чтобы смягчить пульсирующую боль, затем оглядела помещение, где слабо пахло потом и нечистотами. Видимо, до нее здесь держали других пленников. Интересно, кого?

Полицейский захлопнул дверь, оставив ее одну. Мари стала метаться по комнате, ища путь к спасению. Дверь была заперта. Она подскочила к окну, попыталась поднять его. Оно было наглухо закрыто, гвозди закрашены, словно раму заколотили лет сто назад. Мари снова осмотрела комнату. Нет, не выбраться. Тогда она опять подошла к окну и устремила взгляд на особняки, в которых по-прежнему жили люди. В одном она заметила пожилую чету и прикинула, стоит ли пытаться привлечь их внимание. Известно ли им, что здесь держат пленников? Им, наверное, все равно. В другом окне Мари увидела молодую женщину. Возможно, это была помощница по хозяйству, ибо она подавала ужин на длинный стол, за которым сидели несколько маленьких девочек в форменных платьицах. В горле у Мари образовался комок. Неужели она больше никогда не увидит свою дочь?

Из раздумий ее вывели мужские голоса, доносившиеся откуда-то снизу. Мари присела на корточки и прижалась ухом к батарее, пытаясь расслышать звуки, поднимавшиеся вверх по трубам. Голос с немецким акцентом что-то спрашивал. Грубым тоном. Ему отвечал более низкий голос. По-английски. Мари он показался смутно знакомым.

Она старалась успокоиться, но сердце колотилось быстрее. Снова голос немца, затем – англичанина. Диалог мужчин напомнил Мари игру в пинг-понг: немец задавал вопрос, британец отвечал отказом. На несколько секунд водворилась тишина, затем раздался тошнотворно глухой стук. Мари затаила дыхание, ожидая, когда прозвучит голос англичанина. И тот наконец прозвучал – надломленный, полный безысходности, почти что всхлип.

Мари похолодела от ужаса. Что тот немец сделал с пленником? И ее ждет то же самое? Паника затмевала разум. Думая только о том, как бы вырваться, она кинулась к двери, попробовала повернуть ручку: заперто. Еще раз попыталась открыть окно. И осознала весь кошмар своего положения: она оказалась в западне – в штаб-квартире нацистской контрразведки; ее легенда раскрыта. Немцам известно ее настоящее имя, а также то, что она радистка, заброшенная УСО; возможно, им даже известно, что это она заложила детонатор. Ни в УСО, ни в Париже, ни в Лондоне, никто не ведал, что она здесь, и просить о помощи было бесполезно. Ей сразу вспомнились все жуткие истории о допросах и пытках. Сейчас страшные муки терпит тот пленник, затем настанет ее очередь. Она никогда не выйдет отсюда живой, никогда больше не увидит Тесс.

Дверь внезапно открылась, и Мари отскочила в сторону, чтобы ее не ударило. В проеме стояла другой человек, на этот раз немец.

– Мари Ру, – с насмешливой почтительностью в голосе произнес он. У нее застыла кровь в жилах.

Немец проводил ее на этаж ниже, открыл одну из дверей и отступил на шаг, пропуская ее в помещение. Мари вскрикнула.

На стуле посреди комнаты сидел Джулиан. Руки и ноги его были связаны.