Марлус Морсхёйс - Тени Радовара

– Это не наша квартира. Но даже если бы это было так, золотая клетка – всё равно клетка. И, сидя в этой клетке, я была совершенно бессильна что-либо изменить и только смотрела, как город вокруг превращается в плотоядного монстра. Дай мне объяснить.

Йона складывает руки на груди и пожимает плечами. Килиан кладет ладонь ей на плечо, но она не реагирует, и он убирает руку.

– Я уже десять лет занимаю пост мэра Радовара. Когда я только приехала сюда, президент Старкин как раз закончил свою Большую Уборку. Он не тронул лишь центр города, то, что сейчас называется Верхними районами. А все остальные кварталы снес целиком. Утверждал, что только так можно избавиться от грязи. Всё снести, залить бетоном и асфальтом и поверх этого строить заново. Многих жителей согнали в районы на окраине города. Там он понастроил дешевых домов на каждом свободном участке земли. В промзоне рядом с заводами, на площадях, в парках… Но асфальт и бетон не могли скрыть тот факт, что Радовар – унылое гетто. Бродяги на улицах, недостроенные дома, страшная безработица. Из всех тогдашних бед самой страшной мне казалось безразличие людей. Они не верили в будущее, просто выживали среди руин. А из деревень в город прибывали всё новые и новые переселенцы. Люди жили на улицах целыми семьями. Нужно было что-то делать, в этом Старкин был прав. Он пригласил меня в Радовар за мои успехи в Кирве, городке на севере страны. Мы там раньше жили, там родился Леон.

– Кто? – Йона не может пропустить это мимо ушей.

– Леон. Килиан. Ки-ли-ан… – Мэр как будто пробует это имя на вкус. – Это имя ему гораздо больше подходит. Но его отец настоял на Леоне. Он однажды ездил на сафари и остался без ума от львов. Если бы родилась девочка, ее бы назвали Леона.

Отец? Йона вспоминает, как Килиан говорил, что тот давно ушел.

– Кирва тоже была бедным городом, пока я не начала эксперимент с новой системой: чем больше пользы семья приносит городу, тем больше баллов она получает, – продолжает Хаверс. – Высокие баллы давали возможность получать бонусы и льготы, например квартиру от города в хорошем районе. Успех был огромный, и Кирва стала процветать. К нам приехал президент Старкин, сначала один, а потом с Дианой Дейр, главой «КомВью».

– Что? А ей зачем было приезжать?

– Старкин сказал, что они вместе ездили по делам в шахты. Ты же знаешь, что в Радовии есть нужные для «КомВью» месторождения? Ни один комфон не обходится без частички Радовии… Я тогда не стала глубоко копать. Только через год я догадалась, что уже тогда у них был готов план порабощения города ради личной выгоды. И для реализации этого плана им нужна была я. Если бы я знала, чем они руководствуются, я бы ни за что не согласилась. – Хаверс молча смотрит в окно. – Но я забежала вперед. Вскоре мне предложили пост мэра Радовара, чтобы я ввела здесь ту же систему, что и в Кирве.

– А в Кирве тоже были дома-минус и дома-плюс? Или живых свидетелей уже не осталось?

– Йона! – Килиана испугал гневный тон в ее голосе, но мэр была к этому готова.

– Йона имеет полное право задать этот вопрос. Нет, не было. И если бы я могла что-то изменить, в Радоваре бы их тоже не было. Но словами горю не поможешь.

– Вытащите Андора из Мин-III. Так вы действительно поможете.

– Терпение, девчушка.

Залман смотрит на нее своим глазом, еще более мутным, чем обычно. Глаза Йоны наполняются слезами. Он назвал ее девчушкой в первый раз с тех пор, как она рассказала Флису про Мипи.

– Дай Генриетте пояснить ситуацию, – добавляет он.

Генриетте? Такое ощущение, что Килиан, Хаверс и Залман – лучшие друзья. Йона совсем перестала что-либо понимать.

– Ладно, – продолжает Хаверс. – Итак, президент вызвал меня в Радовар и поставил передо мной две задачи: чтобы город разбогател и люди были счастливы.

Йоне не удалось сдержать презрительный смешок.

Теперь в голосе мэра слышатся жесткие нотки.

– Можешь смеяться, Йона, но ты не понимаешь, что из себя представлял город десять лет назад. Нищета, отчаяние, голод, грабежи и убийства. Везде крысы, горы мусора на улицах. Хочешь сказать, сейчас хуже?

Йона кивает, а потом качает головой. Она не знает. Единственное, что она знает наверняка, это что сама она несчастна в Радоваре. И бабушка тоже. Не говоря уже об Андоре.

– Начиналось всё прекрасно. Но потом пошло наперекосяк.

Хаверс сутулится и опускает плечи, как будто из нее откачали воздух. Затем она продолжает, глядя на Йону:

– Знаешь, в чём ключ к успеху моей системы? Всё очень просто: вместе мы сила. Надо думать не только о себе, но и о семье. И о городе. Это же прекрасные идеи.

Йона притворяется, что удивлена. Зная, что перекрывает Генриетте Хаверс весь кислород, она всё же не может остановиться:

– Да? А я думала, ключ к успеху – это семейный счет. Это же гениальная идея – снимать баллы за каждую двойку в школе, за каждую минуту болезни, за каждый раз, когда портишь воздух. Вы просто даете людям табличку с баллами, запираете их, ограничиваете интернет. А перед этим запихиваете их на всякий случай под землю, чтобы они не покладая рук зарабатывали эти самые баллы – ради квартиры наверху. Хотя и там, конечно, смотреть не на что – если только вы не питаете пристрастие к бетону и заводскому дыму.

– Да нет же! Ты не понимаешь! Я предполагала, что всё это будет нужно только на первых этапах. Городу нужна была перезагрузка. Надо было убрать все нежелательные элементы, иначе бы моя система просто не прижилась. Жители Радовара должны были ненадолго пожертвовать толикой своей свободы, и я планировала отменить строгие правила после того, как всё придет в равновесие. Но когда всё уже было готово к переходу на следующий уровень, оказалось, что президент отдал город на растерзание львам.

– Львам? – переспрашивает Йона. Но мэр ее не слышит.

– Старкин и «КомВью» превратили Радовар в ужасное чудовище, – шепотом произносит она. – Коварного спрута, который питается самым мощным топливом, какое только существует, – волей своих жителей. И если попытаешься отрубить одно щупальце, он немедленно вырастит на его месте еще два.

Йона уже ничего не понимает. Вместо того чтобы рассказывать о том, что происходит в городе, мэр несет околесицу о львах и чудовищах.

Килиан опять берет ее руку и уже не выпускает.

– Йона, мама уже много лет не хозяйка Радовара. Хозяева – это Старкин и его Серая Бригада.

Чудовища? Старкин? Комната начинает плыть перед глазами. Йоне кажется, что стул под ней накренился. Она быстро хватается за стол.

– Достаточно. – Залман встает из-за стола. – Девчушка приехала только час назад, она измученная и голодная. Сперва ей нужно выспаться и поесть.

Всего час назад? Йона с трудом поворачивает голову, словно налившуюся свинцом. Цифры на часах над кухонным столом показывают полдесятого. Через полчаса в палате А-2 выключат свет. Лежит ли сейчас Андор в своей кровати? Его не поранили? Воображение рисует Йоне картины одну страшнее другой: ее не-друг лежит под жестким серым одеялом, свернувшись клубочком, у него в очках треснула вторая линза. Или всё намного хуже и за неимением лазарета Андор, весь избитый, лежит в отгороженном занавеской углу? Или его упрятали в изолятор, где нет никого и ничего, кроме ведра? Думает ли он о ней? Зовет ли ее? «Йона, Йона, Йона!» – эхом раздается у нее в ушах, когда она вместе со стулом падает навзничь и проваливается в черную пустоту.