Доржийн Гарма - Первые шаги

Эти пятеро скоро расстались. Бужидма сумела вселить в их суровые души любовь к природе, лесу. Какое-то время скорбь о ней держала их вместе, но потом они разбрелись кто куда и больше никогда не встречались. Басан жить не мог без тайги. И, как бы замаливая грех, всю остальную жизнь учил молодых лесорубов рачительно относиться к лесу. Сколько деревьев посадили его ученики на месте порубок? Но даже сотни тысяч деревьев не смогли бы вернуть Басану любимую. Кровоточащая рана осталась на всю жизнь в его сердце…

Старик кончил рассказывать. Я заметил, что он загрустил. Мне стало жаль его. Я вспомнил про старую сосну и, взяв из кузова пилу, попросил шофера спилить то дерево, на которое так внимательно смотрел дедушка Басан. Я был уверен, что наш подарок порадует его.

Проводы дедушки Басана удались на славу. Отправились обратно, когда стало темнеть и на небе уже проступили яркие звезды. По дороге опять остановились у родника. Там все уже было готово. На земле лежали большие чурки. Я выпрыгнул из машины.

— А ну, ребята! Грузите в кузов, подвезем дедушке дров!

Басан вылез из кабины, сделал несколько шагов в темноте и попросил шофера включить фары.

— О горе! — вырвалось у него. Мы подбежали к нему. Старик закрыл ладонями лицо и тихонько плакал.

— Что случилось? Что с вами, дедушка? — спрашивали мы наперебой.

— Подите с глаз моих! Негодники… — сердито выговорил Басан. — Кто велел вам трогать эту сосну? Хоть бы спросили! Да разве вы не знаете, что родник сохранился здесь только благодаря ей? Здешние жители считают его целебным. Деревья, росшие когда-то рядом, я сам срубил в молодости по глупости и недомыслию. Здесь, у седой сосны, я впервые встретился с Бужидмой. С тех пор для меня это святое место. Раз в год я приходил сюда, вспоминая ту первую встречу… И вот не стало последней опоры в жизни. А я-то считал, что научил вас уму-разуму! Нет-нет, неправ я. Вашей вины в этом нет. Один я во всем виноват… Вот и пришла расплата. Почему я раньше не рассказал вам об этом, почему раньше не рассказал?…

Табун за ночь ушел недалеко. Я увидел его возле речки южнее сомонного центра, подъехал ближе и не спеша погнал лошадей домой. Туман опустился на воду еще рано утром и теперь лениво колыхался, поднимаясь к небу, рваные его края переливались под косыми лучами солнца всеми цветами радуги. Маленькие копыта жеребят оставляли четкие следы на траве, подернутой инеем.

Летом во дворе у меня всегда кобылицы. Такой уж я человек — не могу без кумыса. Учителя худонской школы, где я работаю, частенько наведываются ко мне попить кумыса. А директор, бывало, скажет:

— Наш Харху знает, что делает. Родом не из наших мест, да и учителем работает, а вот ведь держит кобылиц, свой кумыс имеет. Толковый человек…

Но не все так думают.

— Харху, — говорят иные, — как быстро ты освоился в худоне! Едва ли найдется другой такой учитель — купил себе дом, обзавелся хозяйством, лошадьми… Что же это за учитель, от которого только и слышишь о ценах на резвых скакунов?…

Я не обращаю внимания на эти речи. Человек сам кузнец своего счастья. То, что я делаю, доставляет мне радость. Я всегда следую пословице: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят…»

Простые, открытые люди нашего худона пришлись мне по душе. Я знаю, что они говорят обо мне:

— Харху такой же, как мы. С ним легко и просто.

По правде сказать, научил меня общаться с людьми Толя — русский паренек, который приехал к нам в Монголию из Иркутска. Мы вместе учились в институте, жили в одной комнате в общежитии и сдружились так, что стали почти как братья.

И вот как-то в летние каникулы мы с Толей поехали погостить к моим родителям — туда, где прошло мое детство. Я знал, как Толя быстро сходится с людьми, и был уверен, что он понравится моим родным и знакомым. И точно — светловолосый, с голубыми, как летнее небо, глазами, Толя сразу же полюбился всем.

Мы устроились на новом месте в долине Авдрант. Вечером после перекочевки отец открыл сундук, куда не заглядывал много лет. Вытащил оттуда несколько старых книг и сутр, разложил перед собой, потом нацепил очки и принялся читать страницы, испещренные старомонгольской вертикальной вязью. Толя увидел это, вскочил, подошел к отцу и тоже стал читать.

— О! Ты знаешь эти книги? — удивился отец.

— Это «Бумажная птица» [9] «Бумажная птица» — популярное произведение XIX века. . А что еще у вас есть? — сказал явно заинтересовавшийся Толя и сел рядом с отцом, поджав по-монгольски ноги.

— А вот Попробуй-ка это прочти! — сказал отец и протянул Толе сутру.

Толя внимательно посмотрел на пожелтевшие листы.

— Знаменитая сутра, питающая людей, — прочитал заголовок Толя. Отец, широко улыбаясь, повернулся ко мне:

— А ну, сынок, прочти ты!

Я подошел, но смог разобрать лишь несколько букв старомонгольского алфавита. Отец сердито глянул на меня и, ничего не сказав, отдал сутру Толе.

Разговор их был похож на диалог двух знатоков-библиофилов:

— Толя, а ты читал «Повесть о лунной кукушке»? [10] «Повесть о лунной кукушке» — название буддийской повести.

— Читал. Я слышал, великий гобийский поэт написал пьесу на ее сюжет и поставил…

Я не думал, что мой друг знает такие редкие книги и вообще разбирается в древней литературе.

На следующее утро отец пригласил к нам дедушку Намдага. Дедушка Намдаг просидел у нас до вечера — разговаривал с Толей о книгах.

— В прежние времена из него вышел бы хороший лама, — вздохнул дедушка Намдаг. Уходя, поцеловал Толю в лоб.

Наши летние каникулы уже кончались, и мы с Толей собрались в обратный путь. Перед отъездом нас навестил дедушка Намдаг.

— Вот, возьми, сынок, — сказал он и протянул Толе какой-то сверток. — Много лет я, невежественный старик, хранил эту драгоценную сутру в сундуке. Я мечтал встретить человека, который был бы достоин ее. Я чувствую, что ты необыкновенный человек. Сутра называется «Ключ разума», веками передавали ее из поколения в поколение. В ней ты найдешь то, что пригодится грядущим жизням.

Толя по монгольскому обычаю протянул руки и, приняв подарок, поднес его ко лбу.

Чтобы люди любили тебя, надо быть простым и открытым. Этому меня научил Толя.

Толя закончил институт и вернулся домой. Несколько раз в год от него приходили письма. А я приехал в этот сомонный центр по распределению и вот работаю здесь учителем. Иногда я навещаю родителей. Отец и дедушка Намдаг всегда спрашивают про Толю. И мать часто вспоминает его.

— Какой чудесный, — говорит она, — какой славный, простой твой Толя!

— А какой образованный! — подхватывает отец. — Русский, а лучше нашего сына знает старую письменность. Все книги, все сутры…