Александр Зиновьев - В преддверии рая

— А я, — сказал Придурок,— начал службу в кавалерии. О, боже, что это было! Середина двадцатого века, на носу «война моторов», а тут такая дикость, по сравнению с которой гусары времен войны с Наполеоном — верх цивилизации. Посмотрел бы ты на нас тогда! Тощие, обмундирование висит, как на огородных чучелах, шейки тоненькие, глаза сверкают от голода, а морды посинели от холода. А лошади! Маленькие, пузатые, волосатые. И ужасно старые. И нас они глубоко презирали, как старые служаки презирают новобранцев. А командиры! Таких дураков и невежд теперь можно встретить, пожалуй, только в Совете Министров, в Генштабе и Высшем Совете Партии. Объясни, почему в начальство вылезают самые глупые и бездарные люди? Был ли в истории когда-нибудь случай, чтобы большинство населения страны было умнее своих руководителей?! А знаешь, чем мы занимались? Там, где располагалась наша дивизия, жил древний народец. Его целиком объявили японским шпионом и выселили в глубь страны, где они /по слухам/ все как один подохли. Мы окружали поселки, собирали людей и конвоировали их километров за пятьдесят, где передавали спецчастям ОГБ. Причем, они топали пешком, без еды и барахла: и старики, и дети. Жуть берет, как вспомню. Гуманизм...

— Одним словом,— сказал Основатель,— мы крепко влипли. Истории потребуется несколько сот лет, чтобы... нет, не исправиться, исправляться ей ни к чему, она и так хороша... а чтобы признать некоторые факты нашей жизни существовавшими на самом деле.

— А третий,— спросил Последователь.

— А третьего не дано,— сказал Основатель.

— Какой-то классик марксизма говорил, что при коммунизме золото пойдет на унитазы,— сказал Командировочный.— Это весьма символическое заявление. Но не в смысле выражения идеалов коммунизма, а в смысле проявления интеллектуального уровня классиков. Во-первых, делать унитазы из золота весьма неудобно. Во-вторых, золота не так уж много, чтобы делать унитазы. В — третьих, золото имеет ценность как металл: не ржавеет, годится для украшений. Классик ляпнул демагогическую фразу, не подумав об очевидных вещах. Так и со всеми прочими их мыслями о коммунизме. Но черт с ними,— с золотом, классиками и унитазами. Вернемся к реальности. Сейчас мы с вами идем по улице Ульяновых. Параллельная улица — улица Сталина . Первая улица налево — улица Калинина, затем — Дзержинского, затем — Ворошилова, затем — Жданова. Потом — площадь Ильича, за ней — Ленинский проспект. Его пересекает улица видного партийного деятеля товарища Хлыстова, затем — маршала Кулакова, затем... Короче говоря, дело идет к тому, что скоро:

— А не все ли равно, что и как называется,— сказали собутыльники.

— Все равно,— сказал Командировочный,— если назвали один раз, и дело с концом. Но ведь это делается систематически. Обставляется спектаклями. Тысячи и тысячи ничтожеств куражатся и выламываются на наших глазах, чтобы закрепить свое имя хотя бы на короткий срок и хотя бы за маленьким кусочком мира. Разве это не омерзительно?

— Омерзительно,— сказали собутыльники.

— Разве это не вызывает тоску,— спросил Командировочный.

— Вызывает,— сказали собутыльники.

— Названия выражают суть дела,— сказал Командировочный, когда выяснилось, что забегаловка, к которой они стремились, закрыта на учет. — В городе имени серого партийного чиновника, на улице имени бездарного генерала, в забегаловке имени глупейшего академика даже выпить толком невозможно. Верьте мне! Когда Галактику назовут именем товарища Сусликова, в этом мире смогут жить только бактерии.

— Названия — пустяк,— сказал один из собутыльников.— Вы слышали о новой реформе школы? Теперь выпускников школ будут распределять государственным порядком по предприятиям, причем — будут посылать туда, где потребуется рабочая сила, а в высшие учебные заведения будут направлять уже с работы. Представляете, что начнет твориться?

— Ничего особенного,— сказал Командировочный.— Просто эти идиоты в самом деле хотят назвать Галактику именем какого-нибудь партийного руководителя.

— Вот, почитай, — сказал Последователь. — Очень любопытный документик. Это — обращение писателей диссидентов к деятелям русской культуры здесь и на Западе. Это — ответ Правдецова на обращение. А это — открытое письмо писателей Правдецову. Мы размножили.

— А как отнесется к этому ОГБ, — спросил Основатель.

— Материалы не наши.

— Но размножили вы.

— Ты же знаешь... Если размножили, значит, предварительно прозондировали почву. Кое-кому, очевидно, это выгодно.

— И вам выгодно. Как-никак — а борцы! А не кажется тебе, что это выглядит как соучастие...

— В политике нет абсолютно чистых линий. Любое серьезное дело обрастает побочными соображениями.

«Документик» заинтересовал Основателя. В обращении писателей содержался призыв к объединению всех оппозиционных сил, к большей терпимости, к взаимному сочувствию и содействию. Правдецов в своем письме по поводу обращения обвинил писателей в беспринципности, в сотрудничестве с властями и даже с ОГБ. Писатели в открытом письме Правдецову выразили недоумение и сожаление по поводу его реакции на их обращение, но вразумительных аргументов в защиту своей позиции выдвинуть не могли.