Александр Зиновьев - В преддверии рая

Мы со Штучкой быстро сдружились. Хотя мозги у нее набекрень, девчушка она славная. Очень даже неглупая. Все понимает с полуслова.

Есть у тебя мальчик, спросила я у Штучки. Этого добра навалом, сказала она. Но стоющего — ничего. В книжках и в кино /правда, в старых, а не в новых, новые все — сплошное вранье/ показывают настоящие чувства, ребят настоящих. Вам повезло. Когда я была такая, как ты, сказала я, один мальчик, над которым я тогда смеялась /а зря!/, написал мне любопытное стихотворение. Хочешь, прочитаю? Слушай!

Здорово, говорит Штучка. Неужели и тогда уже было то же самое? А где тот человек? А... В общем, она закидала меня вопросами, на которые я не могла ответить. А она и не ждала ответов. Зачем они ей?И так все ясно без слов. Ну, мы сами тоже хороши, сказала она. Сами на шею вешаемся кому попало. Чуть чего, и... прощай девочка. У нас в классе, между прочим, половина девчонок уже попробовала. А ты, спросила я. Я еще нет, сказала она. Но подумываю. Есть тут один вариант. Не надо, говорю я, не торопись. Успеется. Сначала попробуй полюбить...

Я работаю в Институте Народного Творчества. Что это такое? Это — одно из крупнейших научно-исследовательских учреждений Страны, уступающее по числу сотрудников и по материально-технической базе разве что только институтам ядерной физики, космонавтики, кибернетики и марксизма-ленинизма. Возник наш институт по инициативе самого Вождя. На встрече с выдающимися деятелями науки и искусства он сказал, что мы явно недооцениваем народное искусство. Что он имел в виду, трудно сейчас сообразить, ибо за пять минут до этой идеи он обозвал народным все наше искусство вообще. После встречи деятели культуры, надо полагать, провентилировали вопрос в ВСП и пришли к гениальному выводу: надо различать народность искусства как черту всего нашего искусства и народное искусство как творчество непрофессиональных художников, сочинителей, танцоров и т.п., но не любителей, творящих в духе профессионального /народного в первом смысле слова, как и любительское/ искусства, а в духе определенных древних народных традиций. Правда, в понимании того, что такое народ, авторы сочинений на эту тему основательно запутались, но из примеров можно было понять, что они имели в виду: матрешки, расписные чашки и ложки, вышивки, резные наличники у окон, частушки и т.п. И, конечно, сказы. Конечно, поскольку это и есть моя узкая профессия.

Дело поставили на широкую ногу. Буквально через несколько лет в нашей области появилось с полсотни докторов наук, две сотни кандидатов наук, три членкора и даже один академик /в академики был избран заведующий отделом изобразительного искусства ВСП/. Институт разросся до тысячи человек. Появились филиалы в республиках, лаборатории в областных городах, самодеятельные группы, кружки и т.д. Одних только сказителей стало столько, что пришлось создавать Союз Сказителей с отделениями в областях, городах и районах. Ввели почетные звания Народного и Заслуженного Сказителя. Создали творческий журнал «Былина» /мы в шутку называем его «Ой ты, гой еси»/. Стыдно признаться, что выдумала всю эту мразь я сама. Вот как это произошло.

Послали меня в командировку на север Страны собирать фольклор. Намучилась я с нею, страшно вспомнить. Ни гостиниц, ни еды, ни транспорта. Ночевала, где придется. Даже на вокзалах. Питалась хлебом в основном. Пешком прошла сотни километров. И ничего похожего на фольклор. Да и смешно его теперь искать. Даже в этой глуши большая часть молодежи имеет среднее образование. С высшим образованием людей — пруд пруди. Везде телевизоры, радио, кино. Транзисторы. Зарубежные передачи даже старухи слушают /старикам не до этого,пьянствуют/. А тут — какой-то фольклор выдумывают. Смешно, слово «фольклор» почти никто тут не знает, а диссидентами даже детишки дразнятся.

Чувствую, горит моя командировка. Вернусь — житья не дадут, сожрут. И решила тогда я выдумать сказительницу. Нашла девяностолетнюю слепую и глухую старуху, которая бормотала невразумительную чушь, и «записала» несколько ее сказов. Вот один из них, к примеру:

Послала я эти сказы в институт. Написала, что ничего хорошего не нашла. Только, мол, вот эти пустяки. Я, конечно, знала, что делала. Через неделю ко мне целая группа из двенадцати человек нагрянула во главе с моим шефом нынешним (тогда он был молодым начинающим проходимцем, едва успевшим вырвать кандидатскую степень/. На сей раз Краевой Комитет Партии предоставил нам все удобства.

Послушали наши сотрудники полоумную старушенцию и сразу поняли все. Но виду не подали. Похвалили меня. Но сказали, чтобы я от сказительницы не отходила ни на шаг и записывала все ее сказы. И слала их в Столицу. Дали мне примерную тематику на первое время. Обещали выслать более подробные разработки. Попьянствовали еще пару недель /за это время я сочинила им еще с десяток сказов/. И укатили. А я осталась в этой дыре еще чуть не на целый год. Скоро я убедилась, что выдумывать эти сказы не так-то легко. Так что пришлось мне основательно потрудиться. Когда я вернулась в Столицу, ураган сказительства уже пронесся по всей Стране. Моей полоумной старухе присвоили звание Народной Сказительницы, построили ей новый дом, дали приличную пенсию, наградили Государственной Премией и т.п. А я... Я так и не смогла защитить кандидатскую. И лишь после того, как я сказала шефу /он уже стал член-кором/, что пусть он теперь пишет свои го....ые работы сам, он выхлопотал мне ту злополучную однокомнатную квартиру.