Александр Зиновьев - В преддверии рая

Молодой муж Нелички, сотрудник КГБ и выпускник Института Международных Отношений /ИМО/, был направлен в аспирантуру в университет с таким расчетом, чтобы со временем его можно было посылать за границу с научными делегациями и лекциями и включать во всякие международные организации без риска провала. Он обнаружил незаурядные способности к наукообразной болтовне, с блеском защитил кандидатскую диссертацию, напечатал кучу статей и пару книжонок, почтительно именуемых монографиями, и на полгода раньше самой Нелички защитил докторскую диссертацию. Числясь на постоянной работе в одном закрытом учебном заведении при ЦК /или, что одно и то же, при КГБ/, в котором обучались коммунисты или будущие коммунисты капиталистических стран Запада, муж по четыре-пять раз в год ездил за границу, привозя оттуда разнообразное барахло, книги и рассказы об «их нравах», отличающиеся от официальных. Неличка тоже стала доктором и профессором. Оба супруга устроились на полставки: одна в университет, другой в ИМО. Обоих охотно печатали партийные и общественно-политические журналы и газеты, что давало солидные гонорары. Плюс гонорары за статьи в научных журналах и сборниках, за книги и за переводы на иностранные языки. Плюс специальный распределитель продуктов. Плюс прекрасная квартира, которую выдали супругам, сохранив за ними их старую площадь /Неличка сумела прописать в свою комнату мать/. Все это в совокупности создало необходимые условия для «Нелькиного салона»— самого значительного /по мнению создателей и участников «салона»/ явления в духовной жизни интеллигентного общества этого периода с точки зрения характера обсуждавшихся проблем и глубины их понимания. Среди этих проблем можно назвать такие: фактическое положение населения Страны, природа оппозиции и диссидентства, право на протест, право на выступление от имени народа, цели и средства, оппозиция и Запад, ответственность за последствия протестов и т.д. Проблемы обсуждались в непринужденной светской обстановке, без излишних эмоций, с некоторой долей юмора, перемежаясь беседами о спорте, модах, женщинах, фильмах, винах, а также сопровождаясь вкусными закусками и превосходными винами. Это позволило избежать односторонности, тенденциозности, предвзятости, преувеличений, преуменьшений, искажений и прочих отрицательных явлений, характерных для обсуждения такого рода проблем в диссидентских кругах.

Движение методологов /по мнению самих методологов/ представляет гораздо больший интерес для истории, чем диссидентское движение и чем «Нелькин салон» по многим причинам. «Нелькин салон» не есть движение в строгом смысле этого слова. Это — скорее некое стояние, устремленное вперед, динамическое топтание на месте. К тому же после того, как Неличка завела режим экономии /по слухам — дачу новую собирается строить/, кормежки гостей в ее доме прекратились, и салон распался. К тому же и время не то, Неличка собирается быть выдвинутой в членкоры или на премию. Диссидентов же движение методологов превосходит уже тем, что оно выстояло и существует до сих пор. И нет даже намеков на то, что его будут искоренять. А главное — это есть движение как таковое, в чистом виде. Оно не имеет никаких целей и результатов. Оно не имеет никаких причин. Оно движется, и больше ничего. Причем, движение это состоит в том, что в него бог весть откуда приходят новые полоумные участники, посещают семинары и совещания, выступают, сочиняют трактаты, становятся талантами и гениями, грозятся перевернуть и исчезают бог весть куда, став старыми неудачниками, бездельниками, шизиками, стукачами, пьяницами... Оно движется как будто бы внутри, но на самом деле где-то вне и около. Как будто бы с шумом и грохотом, но так, что никто не знает н не слышит о нем. И потому оно есть квинтэссенция и суть оппозиционности как таковой. И потому оно неуничтожимо, если бы даже Партия и Правительство бросили все силы общества на его уничтожение, ибо оно не существует реально. Оно существует лишь в воображении его участников.

А возникло оно так. Один веселый пьяница-студент университета, которого несколько раз собирались исключить за сомнительные высказывания, но проявили гуманизм, поскольку студент был участником войны и выходцем из крестьян, поклялся на спор, что он прочтет «Капитал» Маркса от корки до корки. Произошло это, естественно, после того, как студент осушил не менее поллитра водки и плохо соображал, где он находится и с кем имеет дело. В трезвом виде он такую глупость не сделал бы ни за что, так как был парень неглупый. Очухавшись на другой день на квартире у Гепе и увидев перед носом три толстенных тома «Капитала» и еще несколько томов сочинений того же автора и его ближайшего друга и соратника Фридриха Энгельса, связанных с «Капиталом» неразрывными узами, будущий основатель движения методологов впал в такое уныние, что его потом три дня не могли сыскать ни в одном вытрезвителе, отделении милиции, морге. Нашли его случайно в чужой квартире на кухне. Он спал на столе, полураздетый, подложив под голову грязную лохматую дворняжку. Осталось неизвестным, пропил ли он свою одежду сам или был раздет грабителями. Раздобыв Основателю кое-какое тряпье,Гепе и другие ученики Основателя /а он к этому времени уже имел учеников, хотя еше не имел учения/ приволокли его прямо на некое заседание, на котором обсуждалась некая проблема. И с ходу вытолкнули Основателя на трибуну. Выругавшись довольно внятно матом, Основатель закатил совершенно невнятную речь, обнаружив блестящее знание «Капитала» и всех прилегающих к нему сочинений всех авторов. С тех пор Основатель стал считаться самым тонким знатоком «Капитала» в Стране. Пошел слух, что он прочитал «Капитал» от корки до корки по меньшей мере пять раз. Потом молва увеличила число прочтений до двенадцати. Сам же Основатель не раз в пьяном виде признавался своим собутыльникам, что он скорее сдохнет, чем будет тратить время на эту муть, что он сам такую ерунду может выдумать тоннами и километрами. Но ему не верили, ибо никто не был способен сам выдумать даже одной страницы из «Капитала». И Основатель махнул на это дело рукой. Потом он написал о «Капитале» диссертацию, имевшую сенсационный успех, и книгу размером немногим менее самого «Капитала». Но вовремя опомнился и покинул движение, зародившееся в связи с этим. А на том историческом заседании он произнес фразу, положившую начало всему: суть дела в методологии! В философской среде, представляющей помойку идиотизма, невежества, злобности и пошлости, культивируемую в течение десятилетий, слово «методология» произвело впечатление неизмеримо более сильное, чем взрыв атомной бомбы в небе над Хиросимой. Наступило гробовое молчание. Это гениально, сказал Гепе единомышленникам в ближайшем к университету кафе, где отпаивали Основателя. Надо бить в эту точку. Но надо это делать методично и организованно. Совершенно верно, сказал Основатель. Хотите,я расскажу вам по сему поводу одну любопытную историю? Но сначала... Вы меня правильно поняли, что свидетельствует о наличии у вас незаурядных способностей к развитию отечественной методологии в мировом масштабе. За методологию!..