Александра Полстон - Санта–Барбара II. Книга 1

Круз осуждающе посмотрел на Мейсона, который низко опустил голову и смолк.

— Не стоит себя жалеть, Мейсон, — сказал Кастильо, — это ненадежное занятие. — Я думаю, что тебе стоят стать потверже.

Несмотря на кажущуюся сонливость, Мейсон с необычайной резвостью вскинул голову.

— Это ты мне об этом говоришь? Слушай, ты еще не устал быть Крузом Кастильо, не ведающим страха я боли камнем? Тебе никогда не хочется передохнуть, перевести дух, испытать слабость, сомнения, колебания, ну и что‑нибудь еще в этом роде?

Круз почувствовал смущение. Все‑таки этот парень, Мейсон Кэпвелл, определенно нравился ему. Как точно он нащупал его больную точку.

Тяжело вздохнув, Круз кивнул головой:

— Бывает. И довольно часто.

Но его собеседник неожиданно сказал:

— А мне вот надоело быть Мейсоном Кэпвеллом. Хорошо бы поменяться с кем‑нибудь жизнью.

Круз проявлял уже явное нетерпение.

— Ну ладно, может быть не стоит сейчас об этом говорить, — произнес он торопливо. — Мейсон, ты уже сделал свой телефонный звонок?

Тот озабоченно почесал макушку.

— Телефонный звонок? Ах да, конечно, сделал.

Только, кажется, я не положил телефонную трубку, — он повернулся к столу, но увидев, что трубка лежит на месте, удивленно сказал:

— Нет, но я же твердо помню, что я ее не ложил туда.

Круз успокоил его:

— Это я положил ее на место.

Мейсон равнодушно махнул рукой:

— Ну и бог с ней. Главное, что я позвонил. Этот звонок запомнится надолго.

Круз стоял, засунув руки в карманы джинсов.

— Что, Мейсон, может быть продолжим наши дела?

Кэпвелл с недоумением воззрился на полицейского инспектора.

— Продолжим? — переспросил он. — Разве мы еще не все слова сказали друг другу? А, — он снова махнул рукой, — продолжим, раз тебе так хочется. А потом я отвезу тебя на место преступления к телу, которое стило теперь не просто телом, а уликой, составом преступления.

— Ну хорошо, — обеспокоенно сказал Круз, — а где находится это мертвое тело?

Мейсон вдруг покачал головой.

— Прошу тебя, Круз, не спеши, я так давно не получал удовольствия, не лишай меня этой редкой возможности, дай мне насладиться.

Круз прошелся по комнате.

— Ты можешь наслаждаться сколько хочешь, Мейсон, но не забывай — ты только что признался в убийстве Марка Маккормика, и я начинаю уставать от того, что ты относишься к этому, как к шутке.

Не сводя глаз с инспектора, Мейсон поднялся и тоже прошелся по комнате.

— Извини, Круз, если тебе это не понравилось, — сказал он. — Это отнюдь не шутка, все совершенно серьезно, чертовски серьезно. Найди машину, и я отвезу тебя к телу.

После бесплодного разговора с Иден Кэпвелл в ресторане «Ориент Экспресс», окружной прокурор Кейт Тиммонс отправился домой. Было уже далеко за полночь, когда он остановил машину перед своим домом. Он не успел зажечь свет, как в дверь позвонили.

Кто бы это мог быть? — пробормотал Тиммонс, направляясь к двери.

На пороге стояла Сантана Кастильо. По ее нервному лицу Тиммонс понял, что сейчас предстоит очередная разборка. Появление Сантаны в его доме в такое позднее время не предвещало ничего хорошего. Она взволнованно теребила сумочку, кусая губы. Увидев ее, Тиммонс удивленно произнес:

— Сантана? В такое время?

Он демонстративным жестом повернул к себе руку и посмотрел на наручные часы. Но ее это ничуть не смутило. Увидев перед собой окружного прокурора, она возбужденно воскликнула:

— Как ты смеешь обращаться со мной так? Зачем ты ставишь меня в такое неловкое положение?

Тиммонс едва только открыл рот, чтобы произнести нечто похожее на оправдание, как Сантана шагнула через порог и, размахивая сумочкой в руке, продолжила ночной сеанс выяснения отношений.

— Круз не должен был знать, что я здесь была. Зачем ты пригласил его в дом, зачем ты втянул меня во все это вранье? Ты что, не мог с ним поговорить на улице, если тебе очень хотелось этого? Тебе обязательно нужно было веста его сюда я демонстрировать меня?

Тиммонс озабоченно наморщил лоб.

— Какое вранье, про что ты говоришь? Я ничего не понимаю. Сайта на, уже почти час ночи, ты врываешься сюда и о чае‑то мне рассказываешь. Хотя бы объясни, что все это означает?

Сантана прошла в гостиную и, швырнув сумочку на диван — почти как в собственном доме — остановилась перед окружным прокурором, который бежал за ней, словно школьник за трамваем, пытаясь оправдываться.

Она гневно бросила ему в лицо:

— Я имею в виду эту идиотскую историю про твой бумажник, которую ты ему наплел.

Тиммонс недовольно протянул:

— Ах, вот ты о чем. Ну и что?

Она возбудилась еще сильнее. Ее слова летели в лицо Тиммонсу, словно куски брусчатки с мостовой, от которых он едва успевал отворачиваться.

— Дома Круз спросил у меня, что я здесь делала, и я ему ответила.

Тиммонс пожал плечами.

— Вполне законное требование мужа к жене — узнать, что она делала в доме молодого человека ближе к ночи. Не понимаю, почему ты так разоряешься?

Она вскипела еще сильнее.

— Потому что я ответила ему на этот вопрос совершенно другое, в отличие от тебя, а ты, оказывается, наболтал что‑то про какой‑то бумажник.

До Тиммонса наконец дошло. Среди множества суеты и довольно бестолковых событий прошедшего вечера он совершенно забыл об этом незначительном, с его точки зрения, эпизоде, который случился, как ему казалось, уже неизвестно сколько времени назад.

Однако оказалось, что круги по воде от камня, брошен кого прошлым вечером, идут до сих пор и последствия этого шага ой вынужден ощущать сейчас На лице его появилась виноватая улыбка.

— Прости, прости, — смеясь сказал он. — Я не думал, я не…

Она продолжала гневно сыпать обвинениями.

— Он не знал, он не думал, он вообще ничего не соображал. Ты бы мог понять, в какое дурацкое положение ты меня ставишь, если хотя бы на секунду подумал обо мне. Всего‑то, что нужно было — это поставить меня в известность. Ты что, не мог сказать всего этого, пока я находилась в комнате? Зачем ты начал оправдываться не после того, как я ушла? Таким образом, ты пытался произвести более благоприятное впечатление на моего мужа? Пытался выгородить себя, да?

Глупая улыбка все еще не сходила с лица Тиммонса. Он развел руками и неопределенно протянул:

— Ну, я вообще‑то думал.

Она подскочила к нему и завизжала прямо в лицо:

— Ты ничего не думал, ты поставил меня в совершенно глупое, дурацкое, идиотское положение! Я тебе этого никогда, никогда этого не прощу! Ты до конца жизни будешь помнить о своей вине передо мной.

Несмотря на крайнюю степень возбуждения, она, очевидно, все‑таки поняла смысл только что выпаленных ею слов. Поэтому она умолкла и тяжело дыша смотрела в лицо Кейту. Даже ей сейчас, в ее теперешнем состоянии, агрессивном и взвинченном, стало ясно, что обвинениями, основанными на словах: «до конца жизни», «никогда» и т. д. сейчас разбрасываться не стоит.