Валерий Гужва - Призрак Шекспира

Емченко слушал Петриченко сочувственно, но все же вряд ли вполне проникался проблемами режиссера — что ни говори, а театр работает, не закрывается, финансирования министерского недостаточно, но область не стоит в стороне. Впрочем, все это, эта страница его биографии вскоре будет перевернута…

С противоположной стороны зала к выходу шла пара. Полковник Пальченко вел под руку жену. «Неужели оставляют общество?» — подумал Василий Егорович и ошибся.

Пара остановилась прямо перед ними, и меднолицый полковник с казенной улыбкой на устах поздоровался:

— Добрый вечер или доброй ночи, во всяком случае. Александр Иванович, поздравляю вас с большим успехом. Нину вам представлять не надо, а вот нашему дорогому губернатору с удовольствием представляю жену, Нину Андреевну Пальченко.

Чего угодно мог ждать Емченко, но не такого…

Он встал и церемонно поцеловал руку Нине, почувствовав, как дрожат ее пальцы.

— Вы очень убедительно играли, Нина Андреевна.

Полковник сиял.

— Знаете, Василий Егорович, кажется, вам вскоре будут представлять нового начальника училища.

Емченко сделал вид, что удивлен.

— Вас переводят? Или отставка?

— Упаси Боже, — полковник еще немного и перекрестился бы. — Переводят в министерство.

— Значит, повышение? Поздравляю.

— Спасибо. Придется Нине некоторое время подождать, пока устроится вопрос с квартирой. Вы, Александр Иванович, загружайте ее, чтобы не скучала.

«Господи, за что это ей», — думал Емченко, раз за разом переводя взгляд на бледное лицо Нины.

— У вас прекрасная жена, — сказал Александр Иванович. — И прекрасная актриса. Жаль, что вы ее заберете из театра.

— Не торопитесь, Александр Иванович. Я еще послужу Мельпомене вместе с вами. Когда еще тот переезд… Да и что я буду делать в столице, кто знает… Там…

Емченко молчал и молился неизвестно кому, чтобы этот полковник дал ему возможность сказать Нине хотя бы несколько слов. Неизвестно кто словно услышал его: полковник попросил подождать его несколько минут и направился к выходу.

Александр Иванович тоже извинился и пошел навстречу Анненкову и Стасу, который поддерживал явно подвыпившего метра.

— Неужели мы прощаемся? — спросила Нина.

— Нет. Только не это.

— Обстоятельства сильнее нас.

— Ошибаешься. Обстоятельства в нашу пользу.

— Как долго это будет продолжаться?

— Долго.

— Знаешь, я тут думала, думала. Вспомнила Чехова. «Даму с собачкой». Помнишь?

— Когда-то видел фильм.

— Фильм прекрасный. А повесть — что-то другое. Я перечитывала недавно. Мне показалось, что ты Гуров Дмитрий Дмитриевич, а я фон Дидериц Анна Сергеевна. У него трое детей и жена, а она за этим фон Дидерицем, несчастная в жизни и своей любви. И нет им выхода, и Гуров думает, как все изменить, чтобы быть с Анной, и не может найти — как? Как и тут?

К ним шел полковник — видимо, посещавший туалет — и Емченко успел сказать:

— Мы не литературные персонажи…

Он не сказал ей о возможных переменах в карьере не потому, что был суеверен — не сглазить бы, просто знал, как легко и неожиданно возникают и исчезают такого рода решения в ближайшем окружении президента.

Единственное, чего ему хотелось больше всего, чтобы куда-то исчез, провалился сквозь землю этот твердолицый полковник и дал им возможность побыть вдвоем.

Между тем банкет входил в финальную фазу, которая могла длиться сколь угодно долго.

Емченко попрощался и уехал.

Олег Гардеман вызвал такси для Степана Степановича и Марии и, окончательно убедившись, что Нина не обращает на него никакого внимания не потому, что рядом муж, а по совершенно другой неизвестной ему причине, дождался, когда Пальченко уедут и подошел к администраторше с вполне решительными и очевидными для обоих намерениями.

Старые люди наслаждались длительным осенним теплом. Как бы извиняясь за холодные весенние месяцы, год надолго остановил антициклон над Слобожанщиной, да и, считай, почти над всей Украиной.

«Король Лир» весной прошел премьерным спектаклем трижды — каждый раз с аншлагом. Олег Гардеман уговорил Петриченко-Черного отпустить его на пробы. Олега утвердили — правда, не на главную, но все же значительную роль. Он не очень переживал, потому что главная — по сценарию — казалась настолько прямолинейной, что актеру делать в ней было нечего. Олегу достался персонаж тоже не первой киношной свежести — антипод героя, интриган, связанный с криминалитетом, но негодяи всегда ярче.

Режиссер и хозяйка студи Крапивина, эффектная сорокалетняя женщина, дама солидного веса и крутого нрава, ставила актеров в жесткие контрактные условия — не могло быть и речи об опоздании на смену, а об отсутствии на площадке вообще речи не было — штрафы сводили гонорар практически к нулю.

Гардеману повезло: театр в этом году не уезжал на гастроли, а съемки фильма укладывались в рамки отпуска.

Вне съемок Олег посетил чуть ли не все столичные театры с надеждой где-то зацепиться. Похождения эти кончались ничем — так, туманные обещания подумать, иметь в виду, ну и подобные формулы мягкого отказа.

В театре, с которого после института началась его актерская карьера, Олег встретил Ольгу. Она немного располнела, но была свежая и привлекательная, словно не прошло столько лет с тех пор, как жизнь их соединила и вскоре развела на разные пути.

Они посидели в кафе на Крещатике, Ольга запретила ему заказывать что-то существенное — только мороженое и кофе: «Здесь цены как в театральном буфете, не дай им заработать». Ольга пообещала узнать, есть ли какая-то щель в штатном кондуите, но в голосе ее оптимизма не ощущалось.

Она спросила о гонораре за работу в кино. Олег назвал сумму, которая не вызывала у него энтузиазма. Ольга покачала головой: «Боже, какие скряги! Ты бы хоть расспросил нашу братию подписывать ли такое соглашение. Недаром у этой матроны репутация стервы. Смотри, чтобы тебя вокруг пальца не обвели при расчете».

Настроение у Гардемана после этой встречи было не из лучших. Хорошо, что съемки заканчивались, и при выплате гонорара неожиданностей не произошло.

Он вернулся в город, ожидая премьеры фильма, но производственный процесс длился дольше, чем планировалось, кассеты с ним тиражировались долго, а показ на телевидении должен был состояться только под Новый год.

— Наверное, я уже не увижу тебя на экране, — сказал Степан Степанович после того, как Олег рассказал о своей столичной Одиссее.

— Чтобы я этого не слышала, Степа! — голос Марии был решительным, но Олегу послышались все же нотки неуверенности.

Степан Степанович очень сдал, подолгу сидел во дворе с глазами, устремленными в землю, ходил медленно, тяжело ступая.