Эльмина Отсман - Спорю с судьбой

Говорят, пришла беда, отворяй ворота. Но и радость в одиночку не ходит. Только пережила встречу с родными, как получила известие от сестер. Сначала пришла телеграмма. Передали ее мне прямо на совещании, принесла в зал знакомая телеграфистка. «Где папа, мама. Пиши. Ждем. Магда, Минда, Нелля», — прочитала я. Не сразу разобралась, откуда телеграмма. Главное, они живы. Живы и разыскали нас.

Только весной следующего года смогла я увидеться с сестрами. Еле дождалась отпуска и сразу же собралась в дорогу. Взяла с собой и Юлечку.

Минда жила на хуторе в Вильяндиском уезде в центре Эстонии. Из писем, длинных, подробных, нам было уже известно, что она вышла замуж за хозяина хутора Августа Пыдера, но как она оказалась в Эстонии, где нашла своего Августа, мы пока еще не знали.

Выросшая в русской деревне, где дома кучно жмутся один к другому, я долго не могла привыкнуть к разбросанным по лесам на расстоянии друг от друга хуторам. Мы с Юлечкой от Вильянди шли пешком. Сначала по дороге, потом свернули в лес. Прохожие попадались редко, и чтоб не сбиться с дороги, приходилось заходить на хутора. При нашем приближении громко лаяли собаки, на их лай выходили хозяева. Они без выражения, угрюмо выслушивали меня и равнодушно указывали рукой направление.

Наконец мы подошли к хутору, где жила Минда. По полю медленно, заученно вышагивала лошадь, таща за собой борону. А сбоку шла женщина. С того места, где мы остановились, было трудно разглядеть ее. Мы ждали, пока лошадь развернется и пойдет нам навстречу. В косыночке, в большой темной куртке, сапогах — я не узнала своей Минды. Привыкла видеть свою сестру всегда красивой, нарядной, с веселыми искорками в глазах. Минда была у нас в семье самой красивой. Высокая, стройная, она нравилась многим парням.

Сестра узнала меня первая. Кинулась к нам через поле. Обнимала, целовала по очереди то меня, то Юлечку. Смеялась и плакала одновременно. И все приговаривала:

— Какие же вы большие стали, худющие.

Пока мы шли к дому, я все время смотрела на Минду, пыталась отыскать в ней прежние черты. Но она очень изменилась, даже голос.

Все показалось мне непривычным — и двор, и дом, большой, вытянутый в длину, под соломенной крышей, разделенный на две половины — жилую и гумно с сушилкой. Напротив дома — большой коровник, в глубине за садом амбар на каменном фундаменте с большими коваными дверями на запорах. Я невольно отметила, что хозяйственные постройки сделаны более капитально и добротно, чем само жилье.

Мы вошли в дом. Большую комнату с низкими потолками делила на две части легкая перегородка. В дальней половине, значительно меньшей, жила Минда с мужем. В большой, которая одновременно служила и кухней, и столовой, и общей комнатой, спал брат Августа.

Первое чувство отчуждения прошло быстро, и мы провели чудесные дни. Воздух был будто настоян на тонких запахах цветущей сирени, яблонь, первых весенних цветов. Усадьбу окружал со всех сторон прозрачный лес, и ветер приносил с его стороны запахи смол, трав. Целые дни я проводила в ничегонеделании. Лежала под яблоней, смотрела в небо, которое в эти майские дни было особенно приветливым. Легкие лепестки яблоневого цвета медленно кружились по воздуху, пронизанному солнечным светом, и почти невесомые падали на щеки, лоб, глаза. Мне было так хорошо! Казалось, я снова вернулась в детство.

Справедливости ради и в свое оправдание должна заметить, что сразу предложила помощь сестре, но Минда решительно отстранила меня от всех хозяйственных дел. Мы виделись с ней только поздно вечером. То она была в поле, то в коровнике — у них тогда было несколько коров.

Разница в годах у нас с Миндой небольшая — всего два года, но выглядела она значительно старше меня. И характером, наклонностями отличалась от меня. Минда оказалась прекрасной хозяйкой. Эти качества она сохранила до сих пор. Даже самую обычную картошку опа умеет сварить по-особому. Все у нее горит в руках. За час успевает столько сделать, что другой и в день не управится.

Я всегда удивлялась и продолжаю удивляться ее энергии. Но уже тогда, наблюдая за тем, как она крутится на хуторе, думала: «Зря она растрачивает свои способности и силы на собственное хозяйство. Работала бы в колхозе, давно б стала ударницей. Почет имела бы и славу».

Но Минда, похоже, не страдала от того, что одна управляется за пятерых и не окружена за это ни славой, ни почетом. Она всегда всем довольна, всегда приветлива, улыбчива.

Быстро пролетело отпускное время. Только перед самым отъездом Минда рассказала мне о своих скитаниях во время войны, как и почему попала на этот хутор.

Нелепость, случай развели нас на годы. Когда объявили о начале войны, Минда была в отпуске. Работая проводницей, приписана была к Ленинградскому железнодорожному узлу. Почему-то она решила, что раз она не работает, то должна обязательно сдать выданный ей служебный противогаз. Почему так решила, до сих пор объяснить не может. И кому был нужен этот противогаз, когда буквально земля горела под ногами, тоже но знает. Люди теряли дома, семьи, гибли сами…

Обратно из Ленинграда она выехать уже не смогла. Поезда перестали ходить. Добралась до Гатчины, а оттуда пешком пошла в Лугу. Но нас дома уже не застала. Пустая дача, хлопающие двери, кругом разбросанное имущество. Куда мы выехали, никто толком не знал, неопределенно махали рукой на восток.

Побродив по опустевшим улицам Луги, Минда решила идти в Горушку. Надеялась, если не найти нас там, хотя бы что-нибудь узнать.

В Горушке она нашла только Магду, которая за несколько недель до нее проделала тот же путь. В одном ситцевом платьице с полуторагодовалой Неллей на руках она пришла сначала в Лугу, а потом в Горушку. Поселилась у старой эстонки Елизаветы Тур. Работала сторожем, а девочку оставляла у хозяйки.

Когда немцы оккупировали Лугу и весь район, сестрички мои уйти не успели. Нелля была слабенькой, и Магда боялась, что она не выдержит зимних холодов. У эстонки, где они жили, все-таки была своя корова, огород. Магда пасла чужих коров, тем и жила. Летом было легче — собирала в лесу ягоды, грибы. Зимой приходилось подтягивать животы. Немцы под конвоем выгоняли всю деревню чистить дороги. Тех, кто помоложе и поздоровее, гнали в лес пилить дрова.

К осени сорок четвертого многих стали отправлять в Германию. Минда и Магда с Неллечкой оказались среди них.

До станции Луга везли всех на подводах, а там, как скот, погрузили в товарные вагоны. Поезд шел на запад медленно, с бесконечными остановками, мимо разрушенных городов, горящих деревень. Немцы, отступая, уничтожали все подряд. Им уже было не до переселенцев. Эшелон с большой магистрали перевели на узкоколейку и направили в город Вильянди.