Эльмина Отсман - Спорю с судьбой

То, что могу не только водить трактор, но и молотилкой управлять, сама ее ремонтировать прямо на ходу, вызывало у хуторян еще большее удивление. По всему району пошел слух о девушке-машинисте. Такая популярность обязывала меня работать как можно лучше, не поддаваться настроениям, усталости.

Переезжая со своим трактором, а потом с молотилкой с хутора на хутор, я незаметно для себя стала привыкать к самой Эстонии и ее людям. Эстонский язык стал моим основным языком, и я как-то неожиданно для самой себя обнаружила, что мне хочется вести дневник уже по-эстонски.

Как когда-то в деревне Горушка мне, эстонской девочке, приходилось привыкать к русской речи, обычаям, так теперь, много лет спустя, для того чтобы не чувствовать себя одинокой, иметь возможность общаться с людьми, я приобщалась к эстонскому языку, быту. Как тогда, в детстве, это тоже было трудно.

Меня принимали на хуторах, особенно у новоземельцев, доброжелательно, зачастую и радостно. Но я все равно была для них только гостьей, о которой, как только она уйдет, забудут. Запомнился один день, когда я особенно остро почувствовала себя одинокой. Был праздник конфирмации, его тогда еще многие отмечали. С утра к церкви шли нарядные, в белых платьях, девушки. Я смотрела на них с завистью. В комбинезоне, усталая, я сидела на сеновале, где провела всю ночь, и смотрела на праздничное шествие. Я казалась себе грубой, неуклюжей.

Посмотрела на руки — большие, мужские, привыкшие к работе с машиной, не знавшие крема, способные только на то, чтобы держать руль трактора да возиться в моторе. «Я даже иголку не сумею держать этими руками», — подумала я с горечью.

Счастливые же эти девушки в белых платьицах, такие легкие и воздушные, что, кажется, ветер дунь посильнее, и они полетят, как лепестки яблонь в ясный весенний день.

Я вдруг, как никогда, ощутила усталость, которая накопилась во мне за все эти годы. Руки, ноги будто налились свинцом, и мне показалось, что еще немного, и плечи мои не выдержат этой огромной нагрузки.

С огромным усилием встала, слезла с сеновала и пошла вдоль маленькой речки, которая струилась между берегами с невысоким, густым кустарником. Монотонное журчание воды, щебет птиц, поляны, как бы затканные сложным цветным узором, вернули мне равновесие. Здесь в лесу, на природе, я не чувствовала себя чужой. Лес, птицы и даже эта маленькая речка принимали меня такой, какая я есть, и я забыла о горестях и снова почувствовала себя молодой, полной сил. Уже не с недоброжелательством, а с благодарностью вспомнила свой старенький «Фордзон». Ругала себя за то, что готова была предать своего верного друга, который дает мне испытать ни с чем не сравнимое чувство радости труда, чувство быть нужной людям. Жаркой волной накатывает оно на тебя, когда ты видишь полные благодарности и восхищения глаза женщин, их прощальные приветы рукой вслед тебе после окончания работ на хуторе.

«У каждого свое счастье», — решила я тогда.

…Быстро, незаметно пролетел мой первый год работы на тракторе в Вильяндиской МТС. Я старалась трудиться на совесть, так, чтобы люди были довольны моей работой. Когда в конце года подвели итоги, оказалось, что мы с Эльмаром Пургой вышли в передовые. Наши фамилии назвали на общем собрании МТС, приводили в пример всем остальным трактористам. Я боялась, что товарищи после собрания будут смеяться: «Вот еще чего выдумали, равняться на девчонку!» Но мои страхи были напрасны. Никто не смеялся. Меня поздравляли, похлопывали по плечу, как своего пария, и добродушно говорили:

— Повезло Эльмару — такого напарника имеет.

Эльмар стоял здесь же, и такое у него было выражение лица, будто это его личная заслуга, что я хорошо работаю.

В конце года, делая очередную запись в дневнике, я подвела как бы свои личные итоги:

«Заканчивается 1948 год. Он стал для меня переломным. Жизнь моя круто изменилась. Впереди столько нового и непочатый край работы. Как это интересно! Теперь я на один шаг стала ближе к своей мечте стать механизатором на земле своих предков-эстонцев, помогать по силе своих возможностей становлению только что родившихся колхозов. Верю, что вскоре и сельскохозяйственные машины придут к нам лучше, производительнее и я пересяду с «Фордзона» на более мощный трактор!»

Спустя две недели после этой записи в дневнике я сидела в своей маленькой комнатушке и перелистывала новый календарь колхозника, который только что купила. Внимание мое привлекли фотографии новых сельскохозяйственных машин. Стала читать подписи под снимками: «Самоходный зерноуборочный комбайн С-4» и короткая техническая характеристика. Долго я не могла оторвать глаз от этой маленькой фотографии. Все хотела за плоским изображением комбайна увидеть его в натуральном виде, представляла себя на этой машине. И сама себя останавливала в своих дерзких мыслях: вот бы стать комбайнером, водить по хлебным нивам этот большой корабль. «Выбрось из головы глупые мечты, — твердила я сама себе. — Всего без году неделю как на тракторе ездишь, а уже на комбайн замахнулась. Есть и другие, более опытные трактористы, которым доверят эти умные машины. И потом в Эстонию все равно комбайны не придут. Где им развернуться, этим великанам, на маленьких, игрушечных полях? Они созданы для степных просторов Украины, Заволжья».

Но как я ни пыталась отказаться от, казалось, фантастической мечты — стать комбайнером, она снова и снова возвращалась ко мне. И поэтому, когда мне буквально через неделю предложили поехать учиться на шестимесячные курсы комбайнеров, я, к удивлению всех, сразу же согласилась. Почему к удивлению? Многие, очень многие тогда не верили в то, что в Эстонии смогут работать самоходные комбайны. Считали это данью моде. Гиблым делом.

— Зря только время тратить, — говорили одни трактористы. — Комбайнов нет. На чем работать? Лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе.

Конечно, это заманчиво — быть комбайнером, — размышляли другие. — И слава, и почет… И газеты о них пишут чаще, чем о трактористах. Но это не для наших заболоченных, каменистых земель.

Я слушала все эти разговоры, но почему-то сомнений в правильности своего решения они у меня не вызывали. Не беда, что пока в МТС нет комбайнов. Но будут же, обязательно будут! И тогда кому-то придется на них работать. Я верила, что рано или поздно окрепнут на эстонских землях колхозы, расширятся площади полей.

Жизнь в Хельме, на юге Эстонии, осталась в моей памяти ярким радостным пятном. Никогда прежде я не была окружена таким вниманием и заботой.