Ровена Коулман - Письмо из прошлого

Какой толк от этой суперспособности, если я не могу ею управлять? Мне что, и правда нужно ждать, пока она выдернет меня в самый неожиданный момент, когда у меня не будет ни плана, ни стратегии? Должно же быть нечто большее, нечто более важное, чем просто желание перенестись во времени, должна быть тайна, причина, которая запускает этот механизм. Должен же быть хоть какой-то намек, что мне делать! Каждый раз, когда я возвращалась, была какая-то важная причина: медальон, инициалы на дереве, Делани в церкви, встреча с Рисс в парке. Каждый раз я словно находила кусочек мозаики, хлебную крошку, которая вела меня к цели, но теперь я не вижу никаких подсказок. Знаю только, что мне надо любой ценой помешать случиться тому, что случилось, и спасти маме жизнь. Я теряю время. И вряд ли смогу исправить это, просто стоя на пятачке бетона посреди заброшенной автостоянки.

Я закрываю глаза и изо всех сил пытаюсь представить, как выглядело это место, когда здесь был переполненный людьми ночной клуб. Представляю, как на дороге теснятся машины, а в теплоте ночи прогуливаются компании друзей. Представляю шум их болтовни и смех, гул клаксонов и рев моторов.

Реальность вздрагивает самую чуточку и рассыпает горсть светящихся точек у меня перед глазами. Меня обдувает теплый ветерок, я слышу чей-то голос и ускользающий запах пива и духов. Я могу. Могу сделать это. Сконцентрируйся, слушай, думай, будь наготове!

Но вместо этого я почему-то думаю о Майкле и о магазине гитар, на месте которого раньше стояла булочная. А затем приходит внезапное осознание, что я не буду знать, что делать, пока не окажусь в ситуации, когда реально смогу что-то сделать, и не буду знать, кто я на самом деле, пока не стану этим человеком.

И как раз в тот момент, когда это странная и бессвязная мысль приходит мне в голову, это происходит — даже быстрее, чем раньше, и куда более жестко. Перед глазами все расплывается. Мне нужна минутка, нужна стена, на которую можно было бы опереться. В ту секунду, когда я прислоняюсь к кирпичной стене, гулкие ритмичные удары целуют меня в спину, а следом обрушиваются шум, смесь запахов и, наконец, шок оттого, что я все-таки оказалась здесь, и от того, что это означает. Я смеюсь, улюлюкаю и кричу в небо:

— Я сделала это! Сделала!

Я кручусь на месте, охваченная радостью, но, похоже, это была плохая идея, потому что я спотыкаюсь и, с трудом удержав равновесие, врезаюсь плечом в стену.

— Эй, лапочка! — Мужчина в дверях, похоже вышибала, покачивает головой, глядя на меня. — Если ты уже так набралась, может, лучше поехать домой, а? Я могу тебя отвезти. Буду рад помочь.

— Я в порядке, — откликаюсь я. — Что мне действительно нужно, так это выпить.

Он окидывает меня долгим оценивающим взглядом, и я краснею.

— Что ж, думаю, сейчас в баре очереди нет. Ты рановато, еще час, по крайней мере, никого не будет. Ты что, в первый раз?

В его словах чувствуется некая недосказанность. Я задумываюсь: а не Сэнди ли это из маминых историй?

— Нет, я жду друзей. Я здесь со съемочной группой, остались кое-какие детали…

— Да? А камера с собой? Не хочешь сделать пару снимков? — Он усмехается и вертит головой из стороны в сторону. — С какой стороны я лучше выгляжу, а?

На секунду я задумываюсь о том, откуда он знает, что у меня есть камера, но отмахиваюсь от подозрений. Похоже, я стала слишком чувствительной, раз думаю, что у любого события есть какой-то скрытый смысл.

— Все отлично, спасибо, — говорю я.

Он напоследок шлепает меня по заднице. Я молча прохожу мимо и окунаюсь в мир буги-вуги.

Все кажется сюрреалистичным, пугающим и потрясающим одновременно. Откуда-то доносится живая музыка — должно быть, из главного зала. На меня обрушиваются высокие ноты вперемешку с басами — звук нарастает, и по спине бегут мурашки. Я оглядываюсь в поисках хоть чего-то знакомого и замечаю небольшой бар в форме подковы — тот самый, где в фильме танцевала стриптизерша.

У меня так кружится голова, что я с трудом держусь на ногах. Такое чувство, словно я шагнула прямо в «Лихорадку». К счастью, на барной стойке в этот раз нет никаких стриптизерш, да и сам бар практически пустой, если не считать какого-то человека — похоже, он уже здорово навеселе.

— Ты — нанятая танцовщица? — спрашивает меня бармен, и, судя по его лицу, он бы ни капли не удивился, если бы так и было.

— Хм, нет, я просто хотела выпить… «Coke», пожалуйста.

— У тебя что, денег нет? — Пьяница наклоняется ко мне, и его стул опасно накреняется. — Давай я куплю тебе выпить, крошка. А ты посидишь у меня на коленках, а?

— Мне и здесь хорошо, спасибо, — говорю я.

— Вот шлюшка, — ласково отзывается он.

Я откапываю в сумочке несколько смятых купюр, которые вручила мне Горошинка, и оставляю их на барной стойке, а потом прихватываю свой стакан и спешу по коридору в сторону двойной двери. Она вибрирует и похлопывает — внутри репетирует группа.

Затаив дыхание, я толкаю дверь, и передо мной предстает танцпол «Лихорадки субботнего вечера». Квадратики разноцветного света мигают в такт музыке.

Меня охватывает радость, больше похожая на истерику. Я выбегаю в центр танцпола и смотрю на свои ноги. Как бы Горошинке здесь понравилось! Как бы мне хотелось, чтобы она сейчас была рядом со мной! Я очень хотела бы, чтобы она была здесь и чувствовала, как пол у меня под ногами кипит и пульсирует. Мне так и хочется повторить танец Траволты из фильма, но я вижу ухмылку на лице гитариста, который наблюдает за мной. Я стою растопырив руки и ноги, как ребенок, впервые увидевший травку. Это меня слегка охлаждает. В конце концов, я никогда не была ярой любительницей танцев.

Я крепче сжимаю свой стакан и пытаюсь разыскать какое-нибудь тихое место, где можно будет подождать Рисс и Генри. В комнате практически никого нет, за стойкой диджея пусто, за столиками вокруг танцпола сидит горстка людей. Я легко нахожу пустой столик прямо напротив двери. Присаживаюсь, потягиваю «Coke» и притоптываю ногой под столом в такт музыке.

Едва группа начинает играть, публика стекается с улицы ручейком и заполняет помещение. На секунду я даже забываю, зачем я здесь. Ритм распирает стены, мои плечи и ноги двигаются в такт. На танцполе пока что пусто, но вот ручеек превращается в уверенную реку, и комнату заполняют парни в отутюженных брюках и узорчатых рубашках «Qiana» — разумеется, все до единого с расстегнутыми верхними пуговицами. Они с петушиной важностью расхаживают по лестнице, собираются стайками под руководством вожака. Мне на глаза попадается высокий блондин в белой рубашке. Он пришел в компании парня постарше, и тот застывает истуканом в самом центре комнаты, словно внезапно решил, что она целиком принадлежит ему, — или, по крайней мере, танцпол.