Клара Фехер - Желтая лихорадка

— Можете все это написать? — поинтересовалась заведующая отделом кадров, но Паланкаи-Кашш с грустным видом воздел к небу очи. Как же он напишет? С его-то двумя классами начальной школы?

— Да, конечно! — участливо закивала заведующая. — Только вы так хорошо рассказывали…

Паланкаи даже икнул со страху.

— Видите ли, я уж столько раз перебирал все это в уме, лежа ночью в общежитии на своей железной койке. Только и думал, какая несчастливая у меня судьба…

— Но ничего, демократия поможет вам, товарищ, — пообещала кадровичка. Выражение ее лица становилось все более приветливым — она выудила из морских глубин такую золотую рыбку, какая редко попадает в сети кадровиков: парень из рабочих, круглый сирота, свинопас, два класса начальной школы. Ни родственников, ни опекунов, ни покровителей. Бедняжка, столько его били-колотили! И мозги-то у него еще как земля целинная — все схватит на лету, любую науку!

— Сколько вам лет сейчас, товарищ Кашш?

— Тридцать три.

— Самый лучший возраст для роста. Наш кадр. И что же, так никто вас и не посылал учиться дальше? Ни в Сталинвароше, ни в Казинцбарцике?

— Висело у нас там в общаге объявление, мол, кто если хочет, может написать заявление. Но я не писал. Я и не думал об этом…

— Ну конечно! — закивала кадровичка и иронически скривилась. Есть такие кадровики: повесил объявление, и дело с концом. А кто не отреагировал — пусть пеняет на себя. Как же он мог отреагировать, имея два класса начальной школы, полуграмотный? Но есть кадровики и такие, как я. Все изучат, во всем разберутся. Я выискиваю настоящих трудящихся. Поговорю, приободрю… как старо выглядит этот бедняга для своих лет! Ну, ничего не поделаешь, много страдал в детстве. Били, питался плохо…

Надо рвать когти! — думал Паланкаи, получая в вечерней школе пятерки за контрольные по арифметике, похвальные грамоты и путевки в дом отдыха. А потом и стипендию, и деньги на покупку учебников и тетрадей. От бригады его выдвинули в члены завкома, сделали учетчиком. Вместо шести утра на работу теперь можно было приходить к семи. А захотел бы — мог хоть целый день готовить уроки, так мало у него было дел. Да только не учил он ничего, не было в этом необходимости. Он и без того был отличником, украшением класса. На его примере можно было демонстрировать ум выходца из народа, работника физического труда. За полгода он окончил первый класс. А кадровичка имела на него большие виды: на этот раз она непременно докажет, что и в вечерней школе можно добиться больших успехов.

Нет, хватит! — решал Паланкаи к концу каждого учебного года. Как бы из этого не вышел гранд-скандал! Но всякий раз, когда он пытался забрать трудовую книжку, его тотчас же вызывали в отдел кадров, повышали зарплату и в конце концов убеждали, что ему прямой смысл учиться дальше.

У Эмиля Паланкаи не было прописки в Будапеште, и вообще у него уже никого не было в Будапеште. А если и был кто, то лучше с ним не встречаться. Зато у Антала Кашша было все: работа, комната в коммунальной квартире, учеба в Высшей школе управления хозяйством…

— Ну еще стаканчик! — сказал доктор Эден Жилле. — А скажи-ка мне, друг Эмилио, неужели тебе пришлось пройти с начала до конца все двенадцать классов?

— Пришлось, — ответил Паланкаи-Кашш, с трудом ворочая языком. — Как есть все пришлось заново изучать.

— Какой ужас! — всплеснул руками доктор. — И таблицу умножения? И уравнения? И как получить серную кислоту — по химии? И походы короля Матяша — по истории?

— Я же говорю: все! И даже жвачных животных — парнокопытных и непарнокопытных.

— Жуть! А потом сдавал экзамены на аттестат зрелости? И устные, и письменные?

— Сдавал. И ходил на лекции, на семинары и защищал диплом! Тридцать письменных экзаменов! — воскликнул Эмилио и заплакал. — И ведь ни одного класса не дали пропустить.

— Сколько же лет ты учился в средней школе?

— Четыре… пять. Не помню. Дай мне лучше еще выпить.

— Нет, Антал, теперь с тебя хватит.

— Кто это — Антал? — забормотал Паланкаи и уснул.

Где я? Как я сюда попал? Как меня зовут? Не знаю. Не понимаю. Надо бы умыться.

Паланкаи, он же Антал Кашш, сел на кушетке и огляделся: чужая комната — просторная, хорошо обставленная. Жалюзи не спущены, сквозь легкую занавеску пробиваются яркие лучи солнца. За окном то ли сад, то ли широкая, обрамленная деревьями улица. В комнате современная «стенка», полка с книгами, журнальный столик, кресла. В вазе цветы. В углу два больших пузатых чемодана. Скорее всего, его собственные.

Кажется, вчера вечером он встретился с Эденом Жилле. Но как они могли встретиться? Эдена наверняка уже давно нет в живых. Когда же они виделись в последний раз? Десять? Пятнадцать лет назад? Тогда Эдена посадили. Так что если он и вышел на волю, то наверняка сбежал на Запад, либо выпал, пьяный, из поезда, либо умер от ожирения. Да и что Эден мог делать в этом, как его, Харш… Харшаше? И что забыл здесь я? — Он попытался снова собраться с мыслями. — Ах да, меня же сюда назначили. Теперь я здесь начальник. А этот Эден мне просто приснился. Наверное, я вчера очень устал. Помню, кто-то пил за мое здоровье. А вот когда я лег спать? Не помню. Пижама точно моя. И живот болит у меня. Жаль, что нет Эдена. Прописал бы мне что-нибудь от живота. А вообще, чем плохо, если Эден действительно живет в этой деревне?! Эден не выдаст. Да если и проговорится — кто ему поверит? Кто вообще станет его слушать? У Эдена, если посчитать, не меньше сотни различных темных делишек. Тут тебе и подделка водительских прав, и фиктивные больничные листы, и частная практика без патента. Если уж я добрался до сих вершин, так кого мне бояться?!

Он сделал на своей походной спиртовке порцию кофе и уже собирался выпить его, как в дверь постучали. В дверях стояла молодая женщина с подносом, на котором была чашка молока и несколько ломтиков белого хлеба.

— С добрым утром, товарищ Кашш. Я Миклошне Фаддяш, работаю здесь экономкой, а муж — управдомом. Мы же будем готовить товарищу Кашшу завтрак и обед, если позволите. Какие еще будут пожелания? Мы к вашим услугам.

Не дожидаясь ответа, женщина поставила поднос на стол и подошла к окну, отодвинула занавеску и, показывая за окно, пояснила:

— Вы вечером поздно приехали, еще, наверное, не осмотрелись. Вон там, напротив, парк, в нем памятник героям, кирпичное здание — это наш сельсовет. Между церковью — видите? — и сельсоветом — амбулатория, справа — школа и старый Дом культуры.

А как зовут участкового врача? — хотел было спросить Паланкаи, но вместо этого сказал:

— У меня часы остановились. Сколько сейчас времени?

— Полдевятого, — ответила Фаддяшне.

— Полдевятого?! Так мне уже давно пора быть на работе!