Клара Фехер - Желтая лихорадка

— Это все твои изобретения? — спросил Яни-младший.

— Не только мои. Но и я в этом, конечно, участвовал. У меня великолепный коллектив — врачи, инженеры, слесари-инструментальщики, электронщики. Если хочешь, я пришлю тебе наши каталоги. — Вдруг он замолчал, посмотрел на Яни-младшего и воскликнул:

— Послушай, а ты когда кончаешь университет?

— Через два с половиной года.

— А французский знаешь?

— Нет. У меня русский и английский.

— А не хотел бы выучить еще и французский?

— Конечно, хотел бы.

— Вот что: получаешь диплом — и на год-другой ко мне, в Париж. Учиться!

— Если это будет зависеть от меня, я — охотно.

На четвертый день Ферко уже не мог остаться. В половине третьего утра тетя Илона поднялась печь пирог. Мама довязала шарфики и шапочки в подарок Бебе и Сусу. Набрала в саду прямо с дерева целую корзину черешни. Бедняжки никогда не ели такой, на ихнем парижском рынке намного хуже. В конце концов Яни-младший сел рядом с Ферко в удобный «мерседес», взятый напрокат в Будапеште, и проводил дядю до Хатвана. По дороге они остановились у ресторана, выпили по чашечке кофе. Ферко, взволнованный и растроганный, не мог оторвать глаз от племянника.

— Если бы ты знал, какой крохотный мальчик-с-пальчик ты был, когда я с тобой простился. И знал бы ты, как я тосковал все эти годы!

— Тосковал по Венгрии?

— Конечно. Я иногда и сейчас тоскую.

— А ты не думал вернуться?

— Нет, тогда пришлось бы тосковать Иветте. И для детей Париж — их родина. Все это ужасно. Настоящее сумасшествие, что весь мир вот так разорван на куски. Мне, чтобы выучиться любимому делу, пришлось эмигрировать, и шлагбаум за мною закрылся на долгие годы. А когда снова открылся, поздно было… Что бы такое тебе подарить?

Яни-младший засмеялся:

— Ты и так задарил меня.

— Нет, что-нибудь такое — очень личное, — сказал Фери. — О, погоди! Знаю! — Он снял с себя великолепную, легкую, как пух, куртку. Потом достал из сумки авторучку «монблан» и записную книжку. — Ну вот, теперь ты всегда будешь обо мне помнить. И знай: я жду тебя!

Когда Яни-младший вечерним автобусом вернулся домой, отец сказал ему с укоризной:

— По-моему, ты сегодня должен был уехать в Мишкольц, в университет. Или как? Помнится, ты говорил, что поедешь на практику с ребятами.

— Завтра поеду.

— Ну конечно. Высокий гость! Французский господинчик важнее товарищу Хомоку, чем исполнение своих обязанностей. Что это на тебе?

— Фери подарил.

— Широкая натура твой дядя. А чем еще он тебя осчастливил?

Яни-младший посмотрел на отца в упор.

— Много чем. Например, приглашением в Париж на два года.

— Не поедешь! Никуда не поедешь! А я-то, дурень, не догадался, он затем и приехал, чтобы тебя сманить! Но только ты — мой сын. Не для того я тебя растил! Ясно? — Он вскочил и, схватив сына за плечи, встряхнул его. Что я делаю, опомнился он, Яни — взрослый человек, не станет спрашивать совета, уедет, если надумает, куда и когда пожелает. Яни-старший побледнел и вышел из комнаты.

Вернувшись в Будапешт, Фери прожил два дня у сестры. В последний вечер, прощаясь, вдруг сказал:

— Да, Геза, чуть не забыл: те пятьсот франков, о которых ты просил, я неделю назад перевел на твой инвалютный счет. Когда вы едете в Шотландию? Может, заскочите по дороге и к нам, в Париж?

— Еду только я. На конгресс, поспешил пояснить Геза и густо покраснел.

А когда дверь за Фери закрылась, он мучительно долго объяснял Агнеш:

— Эта затея с конгрессом может еще провалиться. Я и написал-то Фери так просто. Ведь ты в этой своей больнице постоянно занята…

— Конечно, — согласилась Агнеш без всякой обиды.

— Зря мы отняли у людей веру в загробный мир. Какой дивный приют упокоения! В шестьдесят или в семьдесят лет они произносили умиротворенно: прошло наше времечко, бог дал — бог взял, вышли из праха и в прах вернемся, а на том свете нас ждет и рай, и вечная благодать, и воскрешение из мертвых, и все такое. А теперь никто не хочет утихомириться. Даже инвалиды, не способные ходить, и старые ведьмы, которых в пекле заждались, заполняют поликлиники, требуют направить их в санаторий, на операцию, на уколы, на целебные ванны и облучение лазером. Ах, как прав был император Фридрих Великий, который орал своим солдатам, боявшимся идти на штурм: «Вы что, трусливые псы, вечно жить хотите?»

Все хохочут. После этого никто больше не говорит о болезнях, только об автомобилях: какова новая «лада», насколько модернизированы «жигули», где купить «шевроле» или «мерседес» с дизель-мотором — жаль только, запчастей к нему на найдешь…

Сегодня в гостях у Гезы коллеги: две супружеские пары и холостяк Габор Кишш. Он тут самый нахальный, самый горластый.

Накануне Агнеш спросила мужа, откуда взялся этот Габор Кишш. У нее проходил когда-то практику врач с таким именем — необразованный, бессовестный, отвратительный тип.

— И он сказал, что хорошо тебя знает, — подтвердил Геза. — Но нельзя же отменить приглашение…

Несколько дней назад Геза вернулся домой из Сицилии, где пробыл целый месяц в служебной командировке. В Таормине.

Еве он привез сумку, полную подарков: сувенирную модель сицилийской крестьянской повозки, огромную коробку марципанов, засахаренных цветочных лепестков, две кассеты с сицилийскими песнями, фруктовый напиток «нектарин» и апельсины. Для Агнеш он привез художественный альбом. Кроме того, большую бутыль итальянского «кьянти» и заботливо завернутые в пуловер две бутылочки сицилийского миндального вина и две маленькие баночки маслин. Миндальное вино — редкость, такого нигде больше не купишь, только в Сицилии, оно крепкое, горьковатое, в нем есть и аромат свежего миндаля, и терпкость. Он вез это вино специально для коллег.

Габор Кишш заявился с огромным букетом цветов, во весь рот улыбаясь хозяйке дома.

— Вы все еще сердитесь на меня? Не бойтесь, я никого не погубил. До больных и не дотрагиваюсь. Я только организатор здравоохранения и ваш хороший друг. Правда, дядюшка Геза?

По просьбе Гезы Агнеш купила несколько сортов замороженной пиццы — с колбасой, с зеленым перцем, помидорами, разнообразными приправами, маслинами, сардинами, сыром — и испекла ее. Теперь все в восторге.

Запивают вином «кьянти». Габор Кишш много ест и еще больше пьет. Он поставил рядом с собой бутыль с вином и сам разливает его.

После пиццы Агнеш подала сыр разных сортов, фрукты и марципаны из Сицилии. Магнитофон запел сицилийские песни, записанные на кассету, три бархатных баритона загоревали о Сицилии: плачь, Сицилия, потому что пираты высадились в гавани Палермо. Геза распечатал миндальное вино.

— Напьемся, но не беда, — говорит Габор Кишш и в один прием осушает целый бокал драгоценного вина. — Божественный напиток! Если кого и есть смысл посылать за границу, так это тебя, дядюшка Геза! Ничего подобного мне никогда не доводилось пить. Куда хочешь поехать в ближайшее время?