Дженн Беннет - Звезды в твоих глазах

Я согласно киваю.

– Свалил с уроков, чтобы снять в отеле номер. При этом боялся, что меня туда никто не пустит, поскольку мне шестнадцать лет. Зная, что другие ребята в таких случаях пользуются кредитными картами родителей, я… позаимствовал кредитку Мак.

– Ты…

– Хорошо-хорошо, – сдается он, – я ее украл.

– О господи.

– Теперь я понимаю, что это было глупо, но тогда у меня все мысли были набекрень. Решил, что сниму номер, тайком положу карту в кошелек Мак, припрячу счет, когда он придет, и оплачу его до того, как она что-нибудь заметит. За стойкой администратора в «Эджемонт Отеле» работала двоюродная сестра Айны Киплинг…

– Погоди-ка, это же…

– Да, я знаю, отель действительно роскошный. Айна рассказывала нам об этой родственнице на занятиях драмкружка, сказала, что та не станет следовать правилу минимального возраста, предписанному в отеле, поэтому в тот день я ускользнул из школы и отправился в «Эджемонт Отель» и подошел к стойке администратора. Как я уже говорил, в тот день работала кузина Айны, которая спросила меня, на кого оформить номер. Не желая называть наших настоящих фамилий, я запаниковал и воспользовался именем отца. А когда произнес родственнице Айны по буквам «Ахмед», она спросила, не араб ли я, что меня совершенно взбесило, потому что, во-первых, я не знаю языка, а во-вторых, она повела себя со мной как с каким-то террористом.

Я сжимаю руку в кулак, чтобы заставить Леннона меня не томить. Да не тяни ты так, приятель!

– Мы с ней начинаем говорить, она велит мне назвать наши настоящие имена, в противном случае у нее будут проблемы. Я называю ей нас с тобой, и в этот момент меня, вдруг откуда ни возьмись, толкает твой отец.

Стоп! Что?

– Мой отец?

– Твой отец, – повторяет он голосом, насквозь пропитанным чувством обиды.

– И какого хрена он там делал?

– Наверняка стоял за мной в очереди и случайно все подслушал. Потому что потом устроил кошмарную сцену. Представь себе: мы стоим посреди роскошного отеля в окружении всех этих коридорных и золоченых багажных тележек, а он орет на меня и угрожает выбить все дерьмо, если я хоть еще раз посмотрю на его дочь.

Когда Леннон продолжает, я съеживаюсь и в ужасе закрываю глаза.

– Затем он сыплет угрозами в адрес Айны, обещая уволить ее за то, что она сдает номера несовершеннолетним, а потом… – Леннон громко вздыхает. – Это было ужасно. Мне хотелось умереть. После этого твой отец схватил со стойки кредитку Мак и спросил, дали ли мои мамы на это добро. Назвав их «дикарками с помойки».

– Господи Иисусе!

– Ну да, – говорит он, – вот тогда-то я и сорвался.

– В каком смысле?

– Я дал ему по зубам.

ЧТО? Я недоверчиво смотрю в упор на Леннона.

– Да-да, – говорит Леннон и несколько раз бьет себя кулаком по бедру, – съездил по челюсти. Руку разбил просто караул. У меня потом несколько дней костяшки представляли собой сплошной синяк.

В мозгу всплывают прошлогодние воспоминания. Отец действительно как-то пришел с распухшей щекой и кровоподтеком на челюсти. Сказал, что его ударила упавшая лесина, когда он шел мимо стройки.

– Когда я его ударил, – продолжает Леннон, – он агрессивно попер на меня, но между нами встал какой-то служащий отеля. Айна побежала за управляющим. В общем… если в двух словах, то отец вытащил меня на улицу и сказал, что не будет вызывать копов, чтобы они арестовали меня за нападение и нанесение побоев, если я буду держаться от тебя подальше. Не танцевать с тобой на вечере выпускников, не приходить к вам домой. Не разговаривать в школе. Не звонить и не переписываться по телефону. Он сказал, что будет периодически проверять твой смартфон.

– Боже праведный, – в шоке говорю я.

Неужели он действительно в состоянии отслеживать мой телефон? Может, он уже это делает? Родители всегда предоставляли мне немалую свободу. И я даже подумать не могла, что они могут вторгнуться в мою личную жизнь.

– Вот как все было в общих чертах, – говорит Леннон. – Я все равно собирался тебе обо всем рассказать. По крайней мере, когда проехал по городу и перестал сходить с ума. После этого отправил сообщение Авани, попросив передать тебе, что мы с тобой встретимся на вечеринке, потому как моему плану прийти к вам домой и сказать, что мы встречаемся… не суждено было сбыться. В итоге я подумал, что расскажу тебе обо всем, что случилось с твоим отцом, когда буду с тобой танцевать, а потом мы подумаем, что делать дальше. Но потом позвонила Санни и сказала, что мой отец пытался покончить с собой, мы рванули в город, чтобы подождать в больнице, потому как врачи не знали, выживет он или нет. – Он судорожно сглатывает, у него на горле дергается кадык. – В выходные отец пришел в себя. Мамы убедились, что его подружка сможет ухаживать за ним дома, купили им продуктов и все такое прочее. Как бы там ни было, мы все ужасно вымотались. Я вернулся домой только в воскресенье вечером. Хотел с тобой на следующий день поговорить, извиниться за вечеринку и объяснить, что случилось. Но потом отец предпринял новую попытку покончить с собой, и на этот раз рядом с ним не оказалось никого, чтобы его остановить.

– Ох, Леннон…

– Вот так вот. – Он улыбается мне вымученной улыбкой, которая тут же блекнет: – И тогда я в последний раз отправил тебе сообщение.

Прости.

Я мысленно вижу перед собой это сообщение так же отчетливо, как и в тот день, когда его получила.

– Мне показалось… ты таким образом мне говоришь, что больше не хочешь со мной никаких отношений. И что трусишь сказать мне об этом лично.

– Я боялся, что отец будет отслеживать твои сообщения, и при этом переживал настоящий кошмар. Не мог здраво думать. Просто сказал себе, что мы разберемся во всем после похорон. И уж точно не ожидал, что, когда вернусь в школу, увижу тебя с Андре.

Господи Иисусе!

У меня в голове начинает постепенно складываться пазл.

Тот понедельник я помню со всей ясностью. Все выходные я проплакала. Думала, что Леннон, посчитав дикостью мысль о том, что мы можем быть больше чем друзьями, меня бросил. В школу возвращаться не хотелось. Но меня заставила мама, когда я рассказала ей о Великом Эксперименте. Она сказала поговорить с ним и выяснить, что произошло. Руководствоваться принципом презумпции невиновности. А потом…

– У меня с отцом был долгий разговор, – произношу я, спрыгиваю со скамейки, слишком взволнованная, чтобы сидеть, и меряю плато шагами. – По его словам, он узнал от мамы, что я очень расстроилась и что мне с тобой вообще лучше не говорить, а спустить все на тормозах. Сказал, что отношения всегда со временем меняются, что лучше быть гордой, чем что-то просить. Он…

Я останавливаюсь и упираюсь руками в бока, чтобы встать прямее. Похоже, меня сейчас стошнит.