Дженн Беннет - Звезды в твоих глазах

– Мне показалось, он проявил обо мне заботу как отец. Иначе какое ему дело до того, что я сделала или не сделала?

Леннон поднимает вверх руки:

– Ты так думаешь? Я никогда этого не понимал. То есть… мои родители далеко не так строги в вопросах секса…

Боже правый!

Я чувствую, что заливаюсь краской смущения.

– …но мне было очень странно видеть, что он до такой степени взорвался.

– Это да, тут ты прав, он всегда взрывается, – говорю я, опять принимаясь мерить шагами плато, – прямо как бочонок с динамитом.

– А еще он очень мелочный. Кредитку Мак он оставил себе – сказал, чтобы было чем на меня надавить. А когда она после папиных похорон разнервничалась, пытаясь найти ее, мысль о том, чтобы лгать ей, стала мне невыносима, и я во всем признался. Видела бы ты, как она на меня набросилась. Ты же знаешь, как она относится к воровству.

– Знаю.

– Но потом больше рассвирепела на твоего отца. На все то дерьмо, что он вылил на секс-шоп… Знаешь, это был первый раунд большого скандала между нашими семьями. А причиной тому стали ты и я. Когда мы были в школе, Мак заявилась в клинику к твоим родителям и устроила там настоящий словесный разгром.

– Причиной стали мы? Вся эта путаница привела к тому, что наши семьи стали враждовать.

Леннон кивает головой.

– После папиных похорон я хотел с тобой обо всем поговорить, но когда пришел в школу, увидел, что ты целуешься с Андре перед своим ящичком.

– Я решила, что между нами все кончено! Не знала, что и думать, всю вечеринку проплакала, а он так хорошо ко мне отнесся. В отличие от тебя, он там был, и я подумала, что ты… Я никогда не стала бы с ним встречаться, если бы знала правду. И понятия не имела, что у тебя умер отец – мог бы мне и сказать!

– Я думал, ты и сама узнаешь. Об этом говорили в новостях. Но ты ничего не говорила, а самому мне нельзя было к тебе подходить, иначе твой отец меня бы убил. В его отсутствие с тобой можно было поговорить только в школе, но там ты была с Андре. Андре! Ты даже не посмотрела в мою сторону. Я чувствовал себя совсем больным. Ты с Рейган и Андре пошла на школьный двор, чтобы съесть ланч, а потом я увидел, как вы устроили свидание в «Тайском дворце»…

– Я думала, ты меня ненавидишь. Считала, что между нами все кончено.

Он снимает шапочку, ерошит рукой волосы, потом натягивает ее плотнее и опускает чуть ли не на глаза:

– После папиной смерти я был в шоке… не знал, что делать. Все было хуже некуда, и мне показалось, что ты больше не желаешь иметь со мной ничего общего. Я был раздавлен, Зори. Просто раздавлен, и все.

Я слышу в его голосе боль – примерно такую же, какую испытываю в своем сердце.

Вконец подавленная и сокрушенная, подхожу к краю плато и смотрю вниз на извилистую лестницу.

Ее камни будто явились сюда из потустороннего мира, как древние ступени какого-нибудь горного тибетского монастыря. С той лишь разницей, что это Калифорния и ничего священного здесь нет. Ни монахов. Ни храма.

Лишь горы и солнце, а посреди них мы со всей этой болью.

Далеко внизу по ступеням взбирается наверх группа туристов. Отсюда они кажутся муравьями. Я делаю несколько шагов к скамейкам, вдоль которых идут невысокие деревянные перила, и смотрю на зазубренный пейзаж. Интересно, а в этом месте тоже падают с горы? По виду совсем не похоже, что здесь кто-то может умереть. Слишком уж красиво.

Я слышу, что сзади подходит Леннон, но не поворачиваюсь. Не знаю, что сказать. Не могу переварить услышанное. Пытаюсь, но только злюсь, убитая горем, и чувствую, что у меня оголен каждый нерв.

Кто во всем этом виноват? Я, что плакала на плече Андре и, размышляя о мотивации Леннона, предположила худшее? Или Леннон, что предположил худшее обо мне?

Да еще и мой отец.

– Все, что случилось в отеле… – наконец выдавливаю из себя я, разговаривая больше с горами, нежели с ним: – В общем, то, как поступил с тобой мой отец, это был шантаж.

– По сути, так оно и было. Во всей этой истории мне не давала покоя одна мысль. Какого черта ему было снимать номер в отеле? Среди бела дня. Да и кто станет снимать комнату в отеле в городе, где до дома двадцать минут езды? Если честно, то когда моя жизнь покатилась в ад, я не очень-то об этом думал. Пока на прошлой неделе моим родителям по ошибке не доставили тот пакет.

Мое тело деревенеет, сердце с перебоями в бешеном темпе гонит по венам кровь.

– Почему? – почти шепотом спрашиваю я, даже не уверенная, хочу ли на самом деле это знать.

– Из-за женщины на тех фотографиях… Я вдруг понял, что видел ее раньше. Она была в вестибюле отеля, стояла у стойки администратора. Потом я увидел ее еще раз, она смотрела из-за вращающейся двери, когда твой отец выволок меня на улицу. – Леннон на мгновение умолкает и продолжает: – Вспомнив об этом позже, я подумал, что он, не исключено, устроил всю эту жуткую сцену, только чтобы не дать мне ее увидеть.

Это уже последний, сокрушающий удар. Мне хочется поднять руки и сдаться. Я уже покойник, поэтому не стреляйте в меня больше, пожалуйста. Спасибо. Больнее мне уже не будет. Я теперь за гранью боли. Просто окаменела.

Я подхожу к нашей скамье, влезаю в лямки рюкзака и взваливаю его себе на плечи.

– Что ты делаешь? – спрашивает Леннон.

– Мне надо подумать, – отвечаю я, – мне просто… надо подумать.

Именно этим я и занимаюсь. Оставшись наедине со своими мыслями, размышляю обо всем только что случившемся весь оставшийся путь наверх – сто заключительных ступеней горной лестницы. Задаюсь вопросом о том, смогу ли я теперь вообще когда-либо перестать злиться на отца. Интересно, а на Леннона я тоже злюсь? Поглощенная без остатка этими эгоистичными мыслями, я даже не замечаю, что шум воды становится громче. Все громче, и громче, и громче. А когда лестница начинает круто забирать вправо, неожиданно вижу почему.

Водопады. Целых два. Это тебе не маленький и милый водопад Макензи. Если тот ревел, то голосом этого говорит сам Бог. И голос этот полон свирепости.

Голубая вода низвергается с остроугольной скалы, преодолевает в падении Бог знает сколько уровней и обрушивается в яростно бушующую пену. Она до такой степени неистовствует в своем стремлении, что добрая треть водопада скрывается за пеленой просвечивающего тумана из брызг. Этот туман я даже чувствую ногами, хотя до основания водопада отсюда не меньше четверти мили.

Я преодолеваю последние несколько ступеней и выхожу на смотровую площадку, расположенную на плато вдвое больше того, где мы останавливались внизу. Здесь никого нет. Но почему? Этого не может быть! Тут я замечаю на противоположном конце смотровой площадки еще один пролет каменной лестницы, ведущий к самой высокой точке. Вдоль водопадов, оказывается, идет тропа, на вершине которой собрались несколько туристов, делающих фотографии и глядящих в видоискатели. Если не ошибаюсь, вдали виднеются вагонетка и пара туалетов. Надо полгать, что большинство предпочитают подниматься сюда по канатной дороге, а не тащиться вверх по самой опасной в мире лестнице.