Дженн Беннет - Звезды в твоих глазах

Я качаю головой:

– Она всегда была на твоей стороне.

– Ты как? Имеется в виду, после отъезда отца. Я знаю, это тяжело – как для тебя, так и для мамы.

– Да, не скажу, что мне легко, – признаю я, – но и не так уж больно.

– Я не хотел этого, лучше бы все было иначе. Каких бы ужасов я ни уготовил ему в своей голове, мне никогда не хотелось причинять вам с Джой боль.

– Знаю, – говорю я, похрустывая бумажным пакетом с моим фотоаппаратом, – но это, по крайней мере, принесло хоть какую-то пользу.

– Это какую же?

– Мне не запрещено с тобой видеться, – говорю я, чувствуя какую-то необъяснимую робость.

– Да, пока еще нет, – подначивает меня Леннон, и в его глазах плещется веселье. – Ночь ведь только начинается.

Я кладу пакет с камерой на подставку рядом с одним из телескопов:

– Поверить не могу, что ты это сделал.

– Подумаешь, я просто достал код от входного замка, – отвечает Леннон. – Доктор Вирамонтес сказал, ты знаешь, как пользоваться штативом, держателем, треногой или какой другой хренью – все это, по идее, должно быть в ангаре. Нам лишь надо будет перед уходом все закрыть. А если что-то разобьем, у нас будут колоссальные проблемы. Нам отрубят головы. Или вызовут в суд. Даже не знаю, что хуже.

– Наверняка суд, – отвечаю я, глядя по сторонам, – мне еще не приходилось бывать здесь одной.

– Сегодня лунное затмение, – говорит он.

Да? А ведь он прав. Так оно и есть. Теперь я вспоминаю.

Он нежно мне улыбается:

– Я понимаю, это не так классно, как метеорный дождь, да и вид здесь похуже, чем в Кондор Пик, но я же обещал взять тебя куда-нибудь посмотреть на звезды, и у меня это получилось.

У меня перехватывает дыхание. Я силюсь произнести какие-нибудь слова, молча оглядываю смотровую площадку и смотрю на Леннона:

– Даже не знаю, что сказать. Это самый лучший подарок, который я когда-либо получала.

– Может быть… Хотя я бы возразил, ведь защита тебя от разъяренного медведя тоже добавила мне несколько очков.

С моих губ срывается смешок.

– Верно, зато я позволила тебе выиграть у меня в покер и отдала почти весь запас дражешек М&М. Если это не любовь, то я даже не знаю…

До меня вдруг доходит, что такое я только что сказала.

До него тоже.

Все так же держа меня за руку, он обнимает меня за талию и прижимает ближе к себе:

– Как же я рад это слышать.

– Правда? – шепчу я.

– Ну конечно. Я ведь тоже тебя люблю.

Мои руки покрываются гусиной кожей.

– В самом деле?

– Я всегда тебя любил, – шепчет он, – и всегда буду. Ты для меня лучший друг и семья. Тот год, что я тебя ждал, был худшим в моей жизни, но каждая его секунда того стоила. И если бы мне пришлось еще раз через это пройти, только чтобы тебя обнять, я не колебался бы ни секунды.

У меня туманится взор.

– Я тоже. Потому что люблю и больше не могу жить без тебя ни одной минуты. Поэтому не говори больше ничего, а то еще сглазишь.

– Ты меня любишь, – с глупой улыбкой на лице произносит он. Потом опускает голову и трется своим носом о мой.

– Конечно, люблю. Ты мой, и я больше не хочу отступать назад, чтобы мы были просто друзьями. Так что если нам придется спать в лесу или воевать с нашими семьями, то именно это мы и будем делать. Мне не нужна жизнь, в которой нет тебя.

– Скажи это еще раз, – говорит он и целует меня в шею сразу под ушком.

По моей коже пробегает волна тепла.

– Когда ты так делаешь, у меня путаются мысли.

– Тогда я перестану.

– Даже не смей.

– Скажи это еще раз, – повторяет он, целуя меня в подбородок.

– Ты мой.

– А еще.

– Я люблю тебя.

Он отстраняется от меня, смотрит, вытягивает губы и с шумом выдыхает воздух. Его лицо озаряется монументальной улыбкой.

– Это лучшее, что мне когда-либо доводилось слышать. Знаешь, тебе придется повторять свои слова снова и снова. У меня хрупкое эго.

Я смахиваю слезу и смеюсь:

– Твое эго никогда не было хрупким.

– А теперь стало – из-за тебя.

Я целую его в шею под подбородком, и он вздрагивает от удовольствия.

– Когда ты так делаешь, у меня тоже путаются мысли.

– Ладно. Тогда давай вообще не думать. А то это уже чересчур.

– Ну да, мы сказали твоей маме, что вернемся не очень поздно, позабыв, что затмение луны начнется только в полночь…

– Помнится, кто-то говорил, что на заднем сиденье твоего катафалка нет никаких трупов.

– О чем речь! Ты даже не представляешь, сколько там в отсутствие покойников места, – заверяет меня он. – И хотя это не палатка в лесу, но атмосфера укромная. Может, там даже найдется одеяло с подушкой. Ты же знаешь, я следую девизу бойскаутов – будь готов!

– Вот это-то мне в тебе больше всего и нравится.

– А тогда в палатке ты говорила, что тебе нравится нечто другое, – шепчет он, улыбается во весь рот и прижимает меня ближе к себе.

– Я голодала, была напугана и не совсем в своем уме. В таком состоянии можно наговорить чего угодно. Может, напомнишь?

– Вот как? Ну хорошо, я бы сейчас не прочь разгадать какую-нибудь тайну. Что скажешь? Хочешь немного поиграть в детектива с парнем, которого ты любишь?

Хочу. Еще как хочу.

– Да говорю же тебе, музыканты «KISS» подмешивали собственную кровь в красную краску, которая использовалась для публикации первой книги их комиксов, – утверждает Санни. – Спорим на кексик, что я права?

На улице почти совсем стемнело, я стою в «Игрушках на чердаке» рядом с Санни, которая властвует над горой коробок у витрины магазина. Когда она обращается к нам, ее лицо воодушевляется.

– Это было в семидесятых, какой-то крупный издатель, то ли «Марвел», то ли «DC Комикс», выпустил книжку комиксов «KISS»… ну там Джин Симмонс и Пол Стэнли в боевой раскраске в роли супергероев или что-то в этом роде. А в краску для печати добавлялась кровь участников группы. Клянусь, это правда.

Мак закатывает глаза.

– И откуда такие безумные слухи только берутся? – произносит она нараспев в своей шотландской манере. – Это полный бред. И к тому же отвратительно.

Моя мама складывает на груди руки и соглашается с ней, кивая головой:

– Ты можешь себе представить, сколько у этих ребят было венерических заболеваний? Кому захотелось бы покупать комикс с такой гнилой кровью?

– Да таких было хоть отбавляй, потому как это очевидный факт, – настаивает Санни. – Вон у Леннона спросите.

Я держу его сзади за ремень черных джинсов. Он нагнулся вперед, и половина его тела скрывается в витрине – подготовленной в честь Хеллоуина композиции из тыкв с вырезанными ртами, глазами и носами, и черного казана, вместо ведьминского зелья наполненного презервативами и баночками массажного геля. Сам праздник был вчера, поэтому сегодня мы меняем наши тыквенные фонари на рог изобилия Дня благодарения.