Борис Мирза - Девушка из разноцветных яблок

Мать испугалась, что уж слишком сильно ударила. Нагнулась, потянула за плечо и отпрянула. На скуле у Сашки расплылась огромная гематома, с красной царапиной от кольца через всю щеку. Но не это пугало. Взгляд Сашки, все выражение ее лица как было, так и осталось неизменным – ледяным.

– Ненавижу, – сказала Сашка. И потом, еще тише и страшнее: – Ненавижу.

И разом силы покинули Сашкину мать. Она вдруг начала плакать.

– Сашенька! Доченька! Сашуля! – Мать опустилась на колени рядом с Сашкой. – За что ж ты меня так? Господи! Сашенька!

Сашка молчала.

– Миленькая, доченька. Милая. Ну, пообещай мне. Пообещай.

– Что?

– Что не будешь ты с этим гулять! Пообещай.

Сашка вдруг улыбнулась.

– Обещаю.

Эта улыбка и спокойствие, с которым Сашка согласилась на ее мольбы, заставили ее совсем растеряться.

– Поклянись, доченька.

– Клянусь.

Мать обняла Сашку. Положила голову ей на плечо. Поэтому и не увидела той бесконечной холодной ненависти, которая была у Сашки в глазах. Равнодушной ледяной ненависти.

До поры Женя ничего не знал о конфликте Сашеньки с мамой. В ожидании новой встречи он колесил по проселочным дорогам, заезжал в маленькие деревеньки, останавливался на красивых опушках и у тихих, заросших тростой речек.

Запустение царило здесь, места имели название, но населенных пунктов не было. Деревни, которые стояли здесь когда-то, исчезли, все зарастало бурьяном. И только то здесь, то там видны были остатки разрушенных церквей. Около такого вот храма, от которого остался один каменный остов и сквозь разрушенный купол было видно небо, остановился Женя.

Закурив, вылез из машины и сфотографировал развалины на айфон. Посмотрел на фотографию. Нет, она не передавала того, что видел он сам. Не было в этой фотке того печального величия, которое ощущалось в разоренном, но не до конца уничтоженном храме. Храм, точно раненый боец на опустевшем поле боя, все стоит, не падает, хоть и проиграна битва.

Женя втоптал сигарету в грунтовку и, секунду еще помедлив, направился к храму.

Здесь было много колотого кирпича, поросшего травой, стены с осыпавшейся штукатуркой и небо вместо купола.

Он никогда не был религиозным, да и не мог быть. Для его образа жизни идея существования Бога была просто не нужна. Всех целей, которые он перед собой ставил, он достигал сам, и даже болезнь свою, хоть и не считал справедливой расплатой, но легко объяснил плохой экологией, частыми стрессами и тем же куревом…

Все в его жизни было правильно и логично. Все было ровно и верно – до встречи с Сашенькой. Была в этой встрече, в этой любви какая-то мистика, которую он ощущал с первого мгновения, когда Сашенька упала к нему с неба. Уже который день он придумывал систему для объяснения происходящего с ними теперь – и не мог найти ответа.

Вот и сейчас – зачем он забрел сюда? А ведь шел, упорно пробираясь через заросли осинника – зачем?

Когда-то вся жизнь здешних людей была связана с этим храмом. Здесь крестили, отпевали, венчали. Венчание. Он глубоко задумался. Вынул айфон и набрал это слово. И вот в поисковике прямо в первой же ссылке нашел ответ. Звучал он так:

«Поэтому оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут двое плотью единой».

Единой плотью. Вот что он ощущал! Вот что было причиной того, что не бежал он, как обычно делал, от этой девушки. Вот что он ощутил тогда в лесу и понял сейчас. И сам даже опешил, поняв – не было больше его, Жени, без Сашеньки. И ее, Сашеньки, без него – не было.

Он не заметил, как провел полчаса, читая все подряд о настоящей любви, о том, как должно быть и никогда не было у него.

В деревню Женя возвращался уже с готовым планом не только на весь срок пребывания в деревне, но и на всю оставшуюся жизнь.

Было жарко. Они лежали на большом покрывале у ручья, бегущего сквозь лес и впадающего в речку где-то около деревни. Теплый ветерок шумел ветками ивы, склонившейся к воде. Ветра хватало на то, чтобы сдуть комаров, но от жары он не избавлял.

– И все-таки признавайся, – спросил Женя теперь уже спокойно, – кто тебя так избил?

– Я же говорю, на ветку наткнулась.

– Слушай, – Женя приподнялся на локтях и посмотрел на Сашеньку, – не держи меня за дурака. Я что, не знаю, что каждая ветка для тебя здесь родная? Мы вон каждый день по лесам лазим, и ты ни разу не споткнулась даже. А здесь – синяк в пол-лица…

Сашенька посмотрела в небо, потом улыбнулась и взглянула на Женю.

– Иногда, – сказала она, – и самые родные колотят так, что синяки в пол-лица.

Женя кивнул. Все сложилось у него в голове.

– Знаешь. – Он вынул сигарету и прикурил. Всегда так делал перед важной беседой. – Я хочу тебе предложить…

Он замолчал. Задумался, медленно выпуская дым изо рта. Сашенька вся подалась вперед и заглянула ему в глаза:

– Что предложить, что?

– Вот скажи, – Женя говорил так медленно, будто специально затягивая момент, когда нужно будет произнести главные слова, – если бы меня посадили в тюрьму, ты бы меня ждала?

– Конечно! – Сашенька очень удивилась и испугалась.

– Год бы ждала?

– Всего год?! Да вон девчонки из армии парней ждут по полтора! Счастливые. Но год в тюрьме – долго. Тебя посадят? Скажи, тебя посадят? За что? Что ты сделал, признавайся?!

– В смысле – посадят?

– Ну ты сказал: в тюрьму!

Женя усмехнулся.

– Это я для примера. В армию просто уже поздно. Мне важно было знать, сможешь, а вернее, захочешь ли ты меня дождаться.

– Смогла бы, конечно. Но ведь тебя не сажают. Нет?

– Нет.

– А что, скажи? – И стала клянчить, как маленькая девочка: – Ну скажи, скажи, скажи…

– Не скажу.

– Ты женат? Будешь разводиться? Я не хочу ничего рушить.

– Я не женат. Нечего рушить.

– Тогда что?

И тут Женя, как умел, твердо ответил:

– Я не скажу. Точка.

Почему он не рассказал про операцию? И сейчас я до конца не понимаю, могу лишь предполагать. Но что-то мне подсказывает, что он признался бы в чем угодно, кроме болезни. Он хотел выглядеть всегда здоровым и молодым. Он годами скрывал ото всех – от коллег, от родственников – свой недуг. Никто не должен был знать о его слабости. Тем более она – Сашенька.

– Ладно. – Сашка отвернулась. – Ясно.

Хотя ей ничего не было ясно, и она ждала, что он скажет дальше.

– Так что? Смогла бы меня дождаться?

– Конечно, смогла бы. Я ж ответила. – И потом, после паузы: – Целый год…

– Или меньше. Может быть, чуть меньше. Может быть, сильно меньше.

Он не сказал про еще один вариант, который тоже мог случиться, но сейчас Женя совершенно не верил, что такое возможно. Сейчас, когда его жизнь наполнилась и обрела смысл, не могло случиться такого варианта. И уж если честно, на всякий случай он продумал и это…