Нина Вяха - Завещание

Сразу становится понятно, что если два человека всю жизнь прожили в таком взаимопонимании и согласии, то когда один из них уходит, то вместе с его уходом второй теряет почву под ногами, и это не просто случайность, а встречается сплошь и рядом. Похоже на ампутацию – настолько бескомпромиссно горе. После такого невозможно прийти в себя, человеческий организм уже не подлежит восстановлению.

Инсульт изменил ситуацию для юных новобрачных. Причем в лучшую сторону, потому что они внезапно обнаружили, что есть кое-что поважнее их собственных отношений, о чем действительно стоит переживат ь. Конечно, нельзя сказать, что в инсульте любимого отца и тестя есть что-то положительное. Однако факт оставался фактом, взваленная на Синикку и Тату ответственность за ферму ненадолго вынудила их взяться за ум. Старший брат Синикки к тому времени уже не жил на севере, он переехал в Нюстад, получив работу на тамошнем заводе выпускающем «Саабы», и у него абсолютно не было ни средств, ни времени взять отпуск и приехать ухаживать за парой-тройкой старых коров. Тату слышал, как Синикка кричала в трубку на старшего брата, видел, как она плакала, обвешавшись соплями, словно маленький ребенок, и был не в силах ничего сделать, чтобы утешить ее.

Этот их брак с самого начала был плохой идеей. Но Тату старался, на свой манер конечно, исполнять возложенные на себя обязанности ради своей жены. Он помогал ей, сколько мог, но это забирало у него все силы, и он чувствовал, как они оба тосковали по прежней, более беспечной жизни. В конце концов, Тату нашел себе утешение там же, где и всегда – в механизмах. В одиночестве, в гараже, после того как все дневные дела были сделаны. А Синикка, она и в обычной-то жизни была не из тех, кто сидит на диване и терпеливо ждет супруга, тут уж и подавно, понимая, что в этот вечер Тату снова не явится домой, зависала у ближайшей соседки, которую она знала как саму себя, как и многих в округе, только лишь затем, чтобы найти повод свинтить пробку на новой бутылке. Но теперь, с фермой на шее, она не могла себе этого позволить. Вечер за вечером она засыпала на диване со сжатыми кулаками, а на следующее утро вставала, чтобы снова приняться за дела, от которых не получится отлынивать. Подобное тяжело даже для опытного, привыкшего ко всему фермера, что уж говорить про Синикку, которая выполняла работу только потому, что больше некому было ее за нее выполнить.

Ведь мама Синикки не могла ничего делать, – она могла только сидеть на больничном стуле днем и лежать в постели, таращась в стенку ночью, – поэтому, пока Тату целыми днями возился с машинами и на свой манер пытался в свободное время приглядывать за фермой, Синикке приходилось присматривать за домом и семью коровами, которые жили пусть в небольшом, но хорошо обустроенном хлеву. После этого времени у нее на то, чтобы ругаться или пьянствовать просто не оставалось.

(Но на потрахаться время всегда есть, и вскоре Синикка опять забеременела.)

Она сообщила ему об этом за день до Рождества 1981 года, всего несколько дней спустя после того, что случилось с Арто. Тату обрадовался, но, по мнению Синикки, недостаточно сильно.

На одних женщин беременность влияет в физическом плане, на других – в психологическом.

На некоторых она вообще никак не влияет, но Синикка определенно изменилась психологически.

Ее тело могло вынести все, что угодно, благо она была еще очень молода, но вот ее психика явно не справлялась. Она была как пистолет, снятый с предохранителя – стала еще более непредсказуемой и сварливой. И ревнивой к тому же.

Тату имел много недостатков, но ловеласом он точно не был. Он никогда по-настоящему не испытывал интереса к женскому полу, это его как-то не вдохновляло. В своей жизни он любил только две вещи: машины и водку. И теперь, когда он внезапно заделался фермером, у него стало оставаться крайне мало времени на его увлечения. С каждым днем он чувствовал себя все хуже и хуже, и в итоге Синикка и Тату, оба сорвались и за довольно короткое время запустили и без того маленькую ферму.

Дело было уже в июне, когда Эско, услыхав, что его младший брат обзавелся хозяйством, решил заглянуть к нему в гости, но увидев, в каком запущенном состоянии пребывают коровы, не нашел ничего лучшего, чем сообщить об этом властям. Грязные, заросшие собственным дерьмом, недоенные коровы бродили по загону и жалобно мычали. Пришел проверяющий, увидел представившуюся ему картину и выписал штраф, но ничего не изменилось, и Синикке с Тату за рекордно короткий срок удалось обратить маленькое семейное предприятие в руины.

Они никогда не мечтали стать фермерами. Они вообще мало о чем мечтали. Но так уж сложилась жизнь. И тут уже ничего не попишешь.

Последние из оставшихся в живых коровы ушли с аукциона в ноябре, и Тату смог вновь вернуться к починке автомобилей и пьянству. Синикка жила на пенсию отца по болезни, но та была настолько мала, что едва покрывала расходы на больницу. Тогда она решила переехать обратно в родительский дом, а свою бывшую квартирку над гаражом сдавать в аренду. И тут ей невероятно повезло с жильцом: одним мужиком, который был приговорен к пяти годам тюрьмы за ограбление, но получил досрочное освобождение. Мужику было лет пятьдесят. Он хромал, и каждый день было слышно как он ковыляя поднимался и спускался по лестнице. По утрам он уходил по дороге в город, может, искал работу, а может, чего еще, – Тату точно не знал, – а ближе к вечеру возвращался домой, чаще всего с магазинным пакетом в руках, при этом из пакета доносилось дребезжание бутылок, которое ни с чем не спутаешь.

Если бы не опасения Тату, что бывший зэк может изнасиловать Синикку, он бы уже давно оттуда съехал. А так он продолжал примерно половину ночей в неделю проводить у жены. При этом он старался наведываться нерегулярно, чтобы никто не смог запланировать что-то нехорошее в его отсутствие. Но спать дома у Синикки было сущим мучением. Их ссоры начали утомлять даже Тату.

Однажды вечером они принялись скандалить, как обычно, и дело дошло до рукоприкладства, тоже обычного в их отношении дела. На это раз Синикка демонстративно покидала одежду в сумку и сказала, что теперь она это сделает – бросит его и отправится на попутке к своей кузине, которая жила всего-то в паре миль отсюда. Тату, который обычно сохранял спокойствие – во всяком случае, по сравнению с Синиккой, он всегда был куда спокойнее – в свою очередь взбесился в этот вечер, потому что знал, чем она займется дома у кузины: сперва пропустит несколько стаканчиков (а точнее, очень много стаканчиков), потом примется болтать о нем гадости (в основном неправду) и в итоге найдет себе утешение в лице того хлыща, что жил в соседнем доме. Тату надоело, что после таких посиделок Синикка возвращалась домой на рассвете или даже поздно вечером и от нее пахло чужим телом, и он попросил ее, сперва ласково, а когда это не возымело никакого эффекта, то уже менее ласково – остаться дома.