Нина Вяха - Завещание

Лахья не знала другого рода отношений, и у нее не было никого, с кем она могла бы поделиться со всем тем, что скопилось у нее на душе – тоскливым чувством никчемности, ощущением, что жизнь проходит мимо, оставляя ее не у дел.

Если бы Тармо остался, возможно, она смогла бы поговорить с ним обо всем, что накипело, и тогда, быть может, он сумел бы спасти ее от Матти так, как Лахья спасла брата от смерти в Рождество. Казалось, все окружающие испытали облегчение, когда рядом с нею кто-то появился. Значит, все-таки есть в ней что-то нормальное. Ведь теперь у нее, по крайней мере, был парень, который за неимением другого вполне мог сойти за нормального. Он работал на почтовой сортировке, имел свою собственную квартиру, крошечную однушку в многоквартирном доме в Торнио – весь дом состоял из одних однушек, и постоянно где-нибудь закатывали вечеринки, так что полиция приезжала по два раза на дню каждые выходные.

Лахья люто ненавидела эту многоэтажку и боялась бывать в ее стенах, потому что чувствовала, что в решающий момент, если Матти начнет избивать ее, да так, что речь будет идти о жизни и смерти, то никто не отзовется на ее вопли и не придет к ней на помощь.

Когда Сири сказала ей, что «пригласила на ужин мужчину», Лахья удивилась. У нее просто в голове не укладывалось, что Сири хочет с кем-то еще начать отношения.

Потом она разозлилась на мать.

Да кто она такая, чтобы мечтать о любви?

Наивно верить, что она ее заслуживает?

Ждать того, кто был бы добр к ней?

Того, с кем ей было бы хорошо?

Лахья хотелось накричать на мать, во всеуслышание заявить, что ей не нужен новый отец, и какого черта она вообще решила, что ей все теперь позволено. Но Лахья была не из тех, кто кричит на свою мать, поэтому она лишь молча пожала плечами и поспешно скрылась в своей комнате, где зарылась в книгу, которую на тот момент читала, об упадке Римской империи. Ей было сложно сосредоточиться, но она знала, что гнев скоро пройдет. Если бы только Тармо был дома. Тогда бы они вместе посмеялись над своей смешной мамой.

Лахья часто предавалась фантазиям на тему самоубийства.

Самой обычной фантазией было прыгнуть под поезд на рассвете или в сумерках. В эти промежуточные часы между днем и ночью, ночью и днем. Неподалеку от того дома, где они теперь жили, проходила железнодорожная ветка, она никем не охранялась и на ней часто не работал семафор. Бывало, Лахья выходила на рельсы, думая, представляя, прислушиваясь к собственным ощущениям, но едва заслышав шум приближающегося состава, тут же спрыгивала. И еще она несколько раз порывалась написать письмо, прощальное письмо для Тармо. Но каждый раз внутри нее что-то против этого восставало, и она бросала. Она еще не была готова. И еще она боялась того, что произойдет, если Матти найдет письмо. Да уж, много начатых и незаконченных прощальных писем окончили свои дни в камине в последнее время.

На самом деле Лахье не нужна была смерть как таковая, она не стремилась к ней намеренно, как Тармо, вовсе нет. Скорее она использовала мысли о смерти как некую разновидность болеутоляющего. Стоило ей представить, что она больше не существует, что ее больше нет, как все происходящее сейчас уже не причиняло ей такой боли. И она спокойно и методично раз за разом проигрывала в уме всю сценку, начиная от прогулки по рельсам и ударом несущегося поезда и заканчивая похоронами и плачущими лицами родственников. И тогда ей было уже не так больно жить.

* * *

Сири маялась, не зная, чем же ей угостить Мику. Готовить она умела, и при этом готовила вкусно, но ей хотелось, чтобы приготовленная на этот раз ею пища сказала о ней что-то новое. Она чувствовала, что Мика очень внимателен к мелочам, он должен увидеть и оценить ее старания и связать их с чем-то гораздо большим, и это импонировало Сири, будило в ней гордость и, возможно, интерес, и в то же время заставляло изрядно нервничать.

В конце концов она решила наготовить бутербродов с копченым лососем и испечь торт со взбитыми сливками. Дети прыгали вокруг нее, пока она крутилась у плиты с бигудями в волосах (Хелми специально купила их ей и показала, как накручивать волосы), и в одной лишь нижней юбке с лифчиком. На кухне было жарко, на часах – уже половина второго. Мика должен был появиться в два, и Сири ругалась на Арто и Онни, пытаясь одеть их в рубашки, которые она для них приготовила. Но дети ее не слушались и продолжали играть в кошки-мышки, бегая вокруг ее ног.

Внезапно она услышала знакомый скрип гравия под колесами. Как, он уже здесь? Но ведь время только… еще же не время! Сири выглянула в окно, там стоял черный «мерседес». Наружу выбрался Тату, а на пассажирском сиденье она увидела Лаури. Лаури? Что он здесь делает? На сыне были короткие джинсовые шорты, слишком короткие даже для женщины.

Только не Лаури! только не сейчас! пронеслось у нее в голове. Его появление только все испортит. Но уже в следующую секунду Сири устыдилась собственных мыслей, они возникли так быстро, что она не успела их остановить. Она покачала головой – разумеется, здесь Лаури всегда все рады. Равно как и Тату. Она все еще не привыкла к своему изрядно уменьшившемуся домашнему хозяйству и по-прежнему готовила, как на целую семью.

– Здравствуй, дружок, что привело тебя домой?

Лаури лишь плечами пожал и закурил, разглядывая ее накрашенное лицо.

– Что это за очаровательная женщина? И что ты сделала с моей мамой? Сколько я себя помню, ни разу не видел ее с бигуди в волосах.

После чего поцеловал Сири долгим влажным поцелуем прямо в губы.

В дверях возник Онни.

– К нам приедет какой-то старикан!

Сири шикнула на него.

– Тише, никакой он не старикан.

Следом за Онни, уткнувшись носом в третий том о процветании и упадке Римской империи, на крыльце появилась Лахья.

– Мы ждем какого-то мужика на ужин.

Лаури и Тату сделали большие глаза и принялись дразнить мать, так что ей пришлось даже слегка наподдать им, чтобы они заткнулись.

И тут во двор въехал Мика на своем синем «Вольво».

От стыда Сири готова была провалиться сквозь землю. Она представила, что сказала бы Хелми, если бы увидела ее сейчас – поспешно удирающую вверх по лестнице, чтобы натянуть на себя платье и выдернуть бигуди из волос.

О Боже, что он теперь о ней подумает?!

Однако Мика, как оказалось, воспринял все вполне спокойно. Дети вели себя при нем просто образцово-показательно (хотя и несколько назойливо), показали ему гамак в саду и даже угостили стаканом mania [26], который они собрали чуть раньше на неделе.

Вскоре он уже сидел за столом, окруженный ее детьми. Там были Тату и Лаури, Вало и Лахья, Арто и Онни. Мика спокойно разговаривал с ними со всеми и внимательно выслушивал все, что они ему говорили. Сири остановилась на пороге, лицезрея открывшуюся перед ней картину. Но тут их взгляды встретились, и Мика просиял. После чего подмигнул ей и повернулся к Онни, который настойчиво лез к нему со своими вопросами.