Юстис Рей - Духовка Сильвии Плат [litres]

Сев на кровать, я обработала колени перекисью, отчего защипало ещё сильнее, и неумело замотала бинтами. Из глаз катились слёзы.

Отец вернулся домой через сорок минут. Я точно знаю, потому что ждала его, сидя на лестнице в полной темноте. Он зашёл тихо. Весь мокрый и избитый. Сперва на его лице почти не было крови – её смыл дождь. Я тут же привстала, и он увидел меня. Он понял, что я выходила, по моим всё ещё влажным волосам. Я подбежала к нему и крепко обняла. Он не произнес ни слова, ни единого звука, лишь обнял меня в ответ.

Я отвела его наверх, чтобы для начала умыть. Я смотрела на его раны, успевшую слегка запечься кровь и припухлости у глаз и не могла поверить, что это он. У него всегда было не идеальное, но мужественное, смелое лицо и спокойные голубые глаза, а теперь в нём ничего этого не осталось.

– Ты не должна была это видеть, – сказал он хрипло, останавливая мою руку, которой я вытирала его кровь.

Разве?

– Я приняла бы все пятнадцать ударов за тебя, если бы могла, – ответила я чуть обиженно, снова дотрагиваясь до его лица.

Его неяркий голубой глаз покосился на меня, другой не был виден за моей ладонью. Отец не стал спорить, пожалуй, даже не удивился моей осведомлённости. Он знал меня слишком хорошо.

Обработав кое-как его раны, я отпустила его прилечь. Джейн проснулась за полночь и, увидев отца, начала плакать. Она так и не узнала, что я выходила в тот день, что я всё видела.

Перед тем как уйти в свою комнату, я зашла к Молли, уснувшей среди рисунков и карандашей. Я всё убрала и накрыла её одеялом.

До самого утра я лежала без сна, желая услышать хоть звук из спальни отца и Джейн. Но звуков не было.

К утру, уже проваливаясь в сон, я услышала, как кто-то тихо спускается вниз. Встав с кровати, я приоткрыла дверь. Это был отец. Я чуть подождала, а после вышла за ним. Отец, как часто бывало, стоял у окна на кухне, опираясь на раковину. Он держал лёд, завёрнутый в полотенце, которое приложил к лицу. Видимо, оно горело. Я не знаю, честно говоря. Меня никто никогда не избивал, а тем более так жестоко.

– У тебя что-то болит? Я могу помочь? – глупо поинтересовалась я. Конечно же, у него что-то болит, идиотка! Я жутко разозлилась на себя, потому что в глубине души понимала, что не могу ему помочь. Что прежде всего у него болит душа от этого несправедливого унижения.

– Отправляйся спать, Флоренс. Ещё только пять утра, а тебе сегодня идти в школу, – попросил он, не двигаясь с места. Он был одним из немногих, кто всегда называл меня полным именем.

Я прошла в кухню, встала рядом с ним, облокотившись о столешницу, и сложила руки на груди. Говорят, это защитный жест, но я защищалась не от него. Я хотела защитить нас.

– Знаю, что прошу слишком много, но вам нужно уехать, не из-за меня, из-за Молли.

– Помнится, мы говорили об этом, – отозвался он устало.

Он не взглянул на меня. Отец всегда потакал этой дурацкой привычке: смотреть вдаль, а не на собеседника.

– Но ты никогда не слушаешь. Я говорила тебе, что мама не вернётся, но ты продолжал её искать и, даже когда нашёл, не останавливался. Я говорила тебе, что переехать сюда будет самой большой ошибкой в твоей жизни. Так и случилось. И теперь я прошу тебя уехать. Не со мной. Просто куда-нибудь. Вернуться в Буффало…

– Ты знаешь, что я не могу. Ты, как никто, это знаешь.

И я знала. Когда Молли было два, у Джейн диагностировали рак. Понадобились деньги на лечение. Много денег. Отец решил заложить наш дом в Буффало. Уже тогда я понимала, что если мы его потеряем, то придётся переезжать в Корк. Поэтому я убедила его взять те деньги, что он откладывал на мое обучение в Гарварде. Но нужно было больше…

У Джейн произошло несколько рецидивов. Она практически жила в больницах. В итоге отец всё-таки заложил наш дом в Буффало, чтобы продолжить платить за её лечение. Первое время мы справлялись. Джейн стало лучше, и она окончательно выздоровела. А потом отца уволили, и всё пошло под откос. Джейн сказала, что мы должны продать дом в Корке, чтобы расплатиться с долгами, но оказалось, он не слишком много стоит, гораздо меньше, чем нам было нужно. У нас отняли всё. И в итоге Корк стал единственным вариантом.

– Продай эту землю. Государству. Церкви. Неважно. Хотя бы попытайся, – взмолилась я.

Я понимала, что это невозможно, понимала, что мы в ловушке, но мне так хотелось надеяться на то, что я глупая девчонка, а он взрослый мужчина, мой отец, который знает что-то, чего не учла я, и спасёт нас.

– Этот дом… – начал было он, но тут же прекратил.

– Что с ним?

– Я не могу его оставить. Не только из-за денег… Если она и вернётся, то сюда, – он говорил о матери. Что бы ни случилось, он всегда будет говорить о ней. Этот дом стал её последним пристанищем до того, как она, покинув нас, уехала навсегда.

– Она не вернётся! У нее было на это одиннадцать лет, – с жаром воскликнула я, а позже тихо продолжила: – А если и предположить, хотя бы на долю секунды, что вернётся, то давай вспомним на минуту, что ты женат. У тебя дочь от другой женщины. И я… чёрт возьми, что бы я там ни говорила… я люблю их. Не только Молли, но и Джейн. Ещё до того, как ты женился на ней, я говорила тебе не делать этого, но ты опять-таки не послушал… – замолкаю, чтобы перевести дух, – ты стерпишь унижения и побои. Но они… ты замучаешь их. Они сгниют здесь из-за тебя.

– Я этого не допущу.

– Посмотри на себя! Ты уже делаешь это с ними…. Отпусти этот дом. Тебя с ним ничего не связывает. Он тебе даже не принадлежит, – и это тоже правда. Дом достался Джейн в наследство после смерти отца.

Он отрицательно покачал головой. У меня имелась тысяча доводов, но один его кивок – и я поняла, что никогда не смогу его переубедить.

– Ладно. Допустим, ты остаёшься здесь и Джейн остаётся с тобой, в конце концов, она сама тебя выбрала, но Молли… Давай накопим денег и отправим её в частную школу. Там ей будет лучше. Ей нравится учиться и общаться.

– Ты предлагаешь отправить мою шестилетнюю дочь не пойми куда в одиночку?

– Она не только твоя дочь, но и моя сестра. И нет, она там будет не одна. Вокруг будут взрослые и куча новых друзей, а на каникулы она вернётся домой.

Снова отрицательное покачивание головой.

– Когда ты поймёшь, что сотворил, будет поздно, но пока ещё нет.

– Я не отпущу её.

– Как и воспоминания о маме.

Он серьёзно взглянул на меня, но ничего на это не ответил.

– Это просто воспоминания. Я знаю, как тебе больно. Думаешь, мне легко? Она была… – я осекаюсь, – есть моя мать. Но сейчас у тебя семья. Ты должен думать об их благе.

– Им здесь хорошо.

– С чего ты взял? Ты же не спрашиваешь их. Джейн погибает в этом доме. Всё, что она может тут делать, – это готовить и стирать грязное шмотье. А Молли… она ещё не понимает, но вскоре она тоже увидит. Она слишком умна, чтобы не понять.