Коллектив авторов - Удивительные истории о мужчинах

В рощице было светло и душно. Солнце пробивало жидкие кроны насквозь, и тени практически не было.

Миновали неглубокий овраг, среди расступившихся деревьев блеснула водная гладь.

— Вот оно… — выдохнул Черкасов, стягивая китель. Барс на его плече блаженно зажмурился.

Вскоре солдаты оказались на пологом, чуть размытом у кромки берегу. Там, на другой стороне, метрах в двухстах, начинался густой лес, вплотную подходивший к воде. Здесь же росли мелкие можжевеловые кусты и выступающие по всей отмели заросли камышей.

Черкасов скинул пыльные сапоги, вытряхнул на траву портянки с влажными полосами пота. Снял брюки и «хэбэшку», потянулся, повращал плечами и улыбнулся Нечаеву:

— Раздевайся, чего ты, зема?

Нечаев покачал головой:

— Ты давай только быстро, ладно? Я тут подожду. И пойдем. А то узнают…

— Да брось ты, земель! Не парься зря. Когда еще покупаешься? Небось, не часто лазил сюда?

— Был я здесь, с Котовым. Ну, разводящий который…

— С Котярой? — удивился Черкасов. — С этим жопником ты в самоход лазил? Ну, ты, брат, даешь! Растешь в моих глазах! А с виду тихоня такой… Или придуряешься? Ну, полезли, чего ты…

Черкасов встал на изготовку, как спортсмен-бегун, и, завопив что-то залихватское, стремительно вбежал в воду, подняв огромные веера брызг. Добежал до конца отмели, нырнул, громко фыркнув, появился на поверхности, перевернулся на спину и поплыл — уверенно, быстро.

«Не убежит же в одних трусах…» — подумал Нечаев.

У самого берега в воде колыхались темные листья и мелкие палочки. Потревоженные водомерки резкими перебежками сновали среди мусора.

Ефрейтор опустился на землю, зажав автомат между колен.

На мгновение зависнув над блестящим острием штыка, изумрудным зигзагом промелькнула большая стрекоза.

— Ой, зема! Теряешь много! — раздался крик Черкасова уже с середины озера.

Ефрейтор прикрыл глаза.

Под веками, среди красных всполохов, плавали черные точки и запятые. Соединяясь и разбегаясь, они образовывали причудливые, как в калейдоскопе, картины. Неожиданно Нечаев увидел лицо мамы. Глядя строго и чуть нахмурясь, мама что-то говорила, беззвучно шевелила губами. Потом появился отец, рубящий дрова, сестра Наташка, после восьмого класса уехавшая в город, ребята со школы, станция и пятачок у остановки, где вечерами собирались, Красная площадь, не раз по телевизору виденная, и загадочные чумовые девки, бегущие плотной толпой по не менее загадочному Невскому…

— …Закемарил, что ли, зема?

Нечаев, разлепляя веки, вскинул голову.

В шаге от него, прыгая на одной ноге, вытряхивал воду из уха Черкасов.

Взглянув на часы, ефрейтор понял, что минут десять он проспал, опираясь на автомат.

По обшарпанному, в старых царапинах, прикладу деловито сновали рыжие муравьи.

Стряхнув их осторожными движениями пальцев, Нечаев с трудом поднялся на затекших ногах…

— Пора, — расклеивая пересохшие губы, произнес он.

— Зря не стал купаться! Водичка — песня просто! Эх ты, ефрюга, всю жизнь так и проспишь…

Выждав, когда Черкасов обуется и накинет китель, Нечаев отступил на несколько шагов, перехватил левой рукой автомат за цевье, правой извлек из подсумка магазин и быстро примкнул.

Черкасов замер.

Ефрейтор, держа автомат у бедра, надавил большим пальцем на флажок переводчика.

Трык-трык.

Флажок указал на положение «стрельба одиночными».

— Зема, ты чего… — судорожно и криво улыбнулся Черкасов.

Нечаев, передернув затвор, вскинул автомат к плечу.

— Не зема ты мне, — онемевшими губами прошептал ефрейтор и, мотнув стволом, еле слышно приказал:

— Беги!

Черкасов, медленно поднимая руки, оглянулся на спокойную гладь озера. Повернул серое лицо к Нечаеву:

— Слышь, тезка, остынь… Не дури. Если обиделся…

Нечаев чуть приподнял ствол и потянул спусковой крючок.

Да-дах-х-х!!! — черным облачком вырвался выстрел и разлетелся над озером, повторяясь эхом у дальнего берега.

Черкасов дернулся, но остался на месте.

— Брось оружие! Ты не понял еще?.. Тебе все! Пиздец!!! Щас на выстрел сбегутся все! Брось, я сказал! Скажешь, случайно вышло! Я подтвер…

Ефрейтор повел стволом.

Не договорив, Черкасов бросился к озеру и побежал по отмели, как и в прошлый раз, поднимая брызги.

Нечаев выстрелил, почти не целясь.

Черкасов взмахнул руками и кубарем полетел в воду. Вскочил и побежал опять, но как-то странно, боком, задирая одно плечо выше другого. Правая рука его беспомощно болталась.

Да-дах-х-х!!! — снова раздался выстрел, и на этот раз Нечаев разглядел красную взвесь, вырвавшуюся из бока бегущего арестанта.

Черкасов упал вновь, барахтался на краю отмели.

Нечаев вытер ладонь о полу гимнастерки, сжал и разжал пальцы, опять вскинул автомат.

Черкасову удалось столкнуть себя с мелководья, и он медленно, то и дело исчезая под водой, поплыл вперед, сильно забирая вправо.

Когда его голова в очередной раз показалась на поверхности, Нечаев тщательно прицелился и выстрелил еще раз.

— Закемарил, что ли, зема?

Нечаев, разлепляя веки, вскинул голову.

В шаге от него, прыгая на одной ноге, вытряхивал воду из уха Черкасов.

Взглянув на часы, ефрейтор понял, что минут десять он проспал, опираясь на автомат…

…По обшарпанному, в старых царапинах, прикладу деловито сновали рыжие муравьи…

…Стряхнув их осторожными движениями пальцев, Нечаев с трудом поднялся на затекших ногах…

— Пора, — расклеивая пересохшие губы, произнес он.

Последней у нас сегодня — литература.

Мы курим, почти не скрываясь, чуть сбоку от крыльца школы. Восьмой класс, конец апреля. Взрослые пацаны.

Тепло, орут воробьи, землей пахнет вовсю. Асфальт давно уже сухой. Снег еще лежит плоскими кучками на спортплощадке и под заборчиком школы — серый, грязный, как и сам забор.

Сверкает на солнце, сворачивая в Безбожный переулок, трамвай. Блестит витрина магазина «Овощи-Фрукты». Там всегда в продаже «Салют», по два пятьдесят.

Высокое весеннее небо.

Пиджаки наши распахнуты. Димка Браверман некурящий, но стоит с нами. Щелкает себя по комсомольскому значку.

— Ну что, весна пришла, да, Лысый? — спрашивает он профиль Ильича на железном флажке.

Ильич делает вид, что не слышит.

Ринат Хайретдинов достает из кармана синенький «пятифан», складывает его, чуть подминая, и вместо слов «Пять рублей» получается зубчатый кружок со словом «Пей» внутри.

— Медаль пьяницы! — поясняет Ринат. — Ну что, срываемся?

— Хуясе… Откуда? — говорит Вовка Конев, не отрывая взгляда от «пятифана».

Ринат улыбается:

— Где было, там нет больше, Коняра!.. Я не понял, идем или нет? Щас на обед закроют, и че потом? Их угощаешь — они мнутся, стоят тут! Чек, ты как?