Дюла Чак - Глемба

— А вот ты спроси у господина Глембы, — опять обернулся я назад, — почему он не желает брать с нас деньги? Чем это мы ему так полюбились, что он решил облагодетельствовать нас?

Я давно заметил, что Глемба больше жалует мою жену, чем меня, и намеренно втягивал ее в разговор, не без причины надеясь, что это заставит Глембу забыть о своей обиде.

— Я ведь уже объяснял вам, — сердито буркнул Глемба.

— А заодно поинтересуйся, — прокричал я, — зачем господин Глемба ездил в Америку!

— Зачем ездил, зачем ездил! — передразнил меня Глемба и глянул в мою сторону, а потом отвернулся. — Зачем вообще туда ездят?

— Э-э, господин Глемба, причины бывают самые разные, — проговорил я, сконцентрировав все свое внимание на предстоящем повороте. — Ну, что скажете, ловко я взял поворот? Чем не по-американски?.. Итак, зачем же вы уехали в Америку? Обидели вас тут, что ли?

Последовала пауза, такая долгая, что я уж отчаялся дождаться ответа, когда Глемба пробурчал:

— Наверняка обидели бы, не укати я вовремя…

— Вы содеяли что-нибудь дурное?

— Всю свою жизнь стремился только к добру…

— Добрых людей не обижают, господин Глемба…

— Наверное, вы правы, — печально кивнул он.

Казалось, даже усы его провисли еще более уныло. Он весь как-то съежился на сиденье, стараясь по возможности развернуться ко мне спиной.

Думаю, ему очень тяжело было сносить мое общество в эти оставшиеся полчаса совместного пути.

Зато с женой моей он завязал нарочито любезную беседу, сказав ей, что скамью надо бы покрасить заново и укрепить одну из ножек, а затем, обратившись к сыну, спросил, знает ли тот стихотворение Петефи «Степь зимой», и тут же прочел его наизусть от начала до конца. Мне оставалось утешаться мыслью о том, что все это было затеяно главным образом в мою честь: очевидно, Глембе хотелось доказать мне, что он и в литературе человек сведущий.

Ответственный деятель здравоохранения с семейством занимал двухэтажную виллу с обширным садом на горе Сабадшаг.

По распоряжению Глембы я дал два долгих гудка, но никто не вышел нам навстречу; тогда он вылез из машины и, сердито ворча, распахнул ворота, как у себя дома, а мне велел заезжать. Тут как раз подоспел хозяин дома в стеганой домашней куртке лилового цвета, а за ним и его супруга; они радостно обступили Глембу, но тот отстранил их.

— Не приставайте! — бушевал он. — Не то наговорю вам бог знает что! Трепачи — вот вы кто! Я сижу, дожидаюсь, когда за мной машина придет, а вы и палец о палец не ударили!

Высокое начальство и его супруга, перебивая друг дружку, оправдывались на все лады, ссылаясь на какого-то Дюри, который обещал съездить за Глембой, и они ума не приложат, куда он подевался и как мог забыть о своем обещании.

— Дюри этот — тоже трепло порядочное! Да и все вы друг друга стоите! — не унимался Глемба, тем временем подавая мне знак открыть багажник. — Что, прикажете на собственном горбу тащить вашего барана? — Он сунул в руки смущенно улыбающемуся хозяину упакованную тушу. — Поесть повкусней — это вы любите, а все хлопоты норовите свалить на меня. Ну не стой столбом! — окликнул он супругу хозяина — симпатичную, холеную даму с сединой ослепительной белизны. — Принимай поклажу, для вас везли-старались.

Нетрудно было уловить внутреннюю драматургию этой сцены, которая строилась по тому же принципу, что и наши с Глембой отношения: одной рукой гладит, другой — бьет. Ну чем не господь бог? Он покрикивал, ворчал, брюзжал, а сам между тем раздавал подарки красным от смущения, растерянно оправдывающимся, слабо отнекивающимся, но явно осчастливленным хозяевам дома.

Во дворе появилась молодая женщина с пухлым младенцем на руках. Глемба подошел к ним, сделал малышу «козу рогатую» и громко чмокнул его в щеку, хотя человечек сопротивлялся с отчаянным ревом.

— Только ради тебя! — обращаясь к малышу, приговаривал Глемба. — Только ради тебя и прощаю твоего недотепу деда…

Это был заключительный акт спектакля, полного напряженных и комически нелепых ситуаций, — Глемба дал это почувствовать, цыкнув на все еще оправдывающегося ответственного деятеля.

— Ладно, ты мне зубы не заговаривай. Сказано — трепачи вы, и точка. Главное, что все-таки я до вас добрался.

Теперь наконец хозяин мог себе позволить обратить внимание на меня и мою жену и, пока мы наспех проворачивали церемонию представления друг другу, поблагодарил меня за то, что я спас положение и подвез дядю Яноша.

— Я ведь предупреждал, — обратился Глемба к моей жене, — что вам не отвертеться от приглашения… Сюда только попади — так потом не вырвешься…

У меня не создалось впечатления, будто хозяева собирались приглашать нас к себе. Может, было у них такое намерение, а может, и нет, однако теперь им не оставалось ничего другого, кроме как сделать логический вывод из слов Глембы и громогласно подтвердить: да-да, конечно… разумеется, и мы тоже приглашены вечером на эту давно намечаемую дружескую встречу!..

— Этот тоже хорош гусь, — ткнул в мою сторону Глемба. — Впрочем, все вы одним миром мазаны!

Я воспринял эту аттестацию так, будто Глемба заключил меня в свои объятия…

Он повернулся к нам спиной и снова занялся малышом — выхватил его у матери, поднял высоко над головой и держал так, пока отчаявшаяся женщина не отобрала орущего во всю мочь, насмерть перепуганного младенца.

Тогда Глемба махнул рукой и заметил:

— Плохо вы его воспитываете…

Мы с женой решили, что на раут — как я его про себя окрестил — я отправлюсь один. Ребенка с собой не возьмешь, дома без присмотра не оставишь, вот и получалось, что пойти могу только я.

Помимо воли обстоятельств было еще одно соображение в пользу этого: по сути дела, Глемба вынудил хозяев пригласить нас. С новой компанией я был почти не знаком, так что вполне достаточно будет идти на сближение с приспущенным парусом: мне одному — от лица всей семьи. Пусть не думают, будто мы только и ждали ухватиться за случай.

Уже по маркам автомобилей, выстроившихся вдоль улицы, было видно, что мне предстоит встреча с высшими кругами. Я так разволновался при этой мысли, что решил сначала погулять немного перед домом, прежде чем войти. По правде говоря, я оробел, даже струсил, хотя пытался внушить самому себе, что медлю из гордости и из боязни, как бы меня не сочли выскочкой. Загляну, думаю, будто шел мимо и случайно оказался тут.

По счастью, у входной двери я столкнулся с хозяйкой дома — она несла поднос со специями и сказала, что все гости в саду.

В дальнем углу сада ярко полыхал костер; повсюду были расставлены понаделанные из чурбаков столы и лавки, гостей собралось по меньшей мере человек тридцать.