Дюла Чак - Глемба

— Нет, к сожалению, — покачал он головой. — Трудно бывает собрать всех вместе.

— Но ведь ваша компания сколочена давно? — спросил я и, так как хозяин поднял брови и вопросительно взглянул на меня, с растерянной ухмылкой пояснил: — Я имею в виду, что тут все одного поля ягода…

— Список приглашенных мы составляли вместе с Яношем. Кое-кого из этих людей я вообще вижу впервые в жизни.

Меня злило, что он ходит вокруг да около, и я уж было распрощался со своим намерением выведать наконец тайну.

— Может, и прием этот закатил не ты, а дядюшка Янош? — засмеялся я.

Вместо прямого и ясного ответа он опять отделался осточертевшей мне любезно-снисходительной улыбкой.

— Никакой это не прием. Просто встретились люди, потому что хотелось побыть вместе, вот и все. Извини, пожалуйста…

Он отошел, чтобы проводить до ворот очередную группу гостей. Я был зол на него. Ничто не могло поколебать моей уверенности в том, что это было вовсе не случайное сборище, а намеренно и тщательно подготовленная встреча, вот только ни цели ее, ни принципа отбора участников раскусить я не мог.

С тоской смотрел я на расходящихся гостей, и у меня было такое ощущение, будто песок неудержимо сыплется сквозь пальцы. Заволакивается завесой тумана, обращается в дым некое реальное явление, представшее передо мной в четкой незыблемой форме, а я так и не сумел разгадать истинной его сути.

Конечно, я готов поверить хозяину дома, что это не встреча бывших школьных товарищей. Столь же очевидно, что не все тут друзья между собою, а некоторые так и вовсе незнакомы друг с другом. Может, здесь собрались общие друзья хозяина дома и Глембы? Но с какой стати друзьям министерского шишки быть также друзьями Глембы? А если они действительно его друзья — во что с трудом верится, — то напрашивается вопрос: на чем основываются дружеские чувства, связывающие Глембу и генерала, Глембу и всемирно известного ученого, Глембу и скульптора?.. К обязательным условиям дружбы мы причисляем обычно пережитые совместно радости и беды, общую борьбу и общие цели, что неизбежно предполагает более или менее одинаковый круг интересов и уровень развития. Неужели всем этим условиям отвечают отношения между Глембой и его друзьями?

Я посмотрел на Глембу, который все еще орал песни у костра с несколькими самыми стойкими из гостей. У меня возникло острое желание тотчас же задать ему все эти вопросы, но я вынужден был признать, что это невозможно. И, ни с кем не попрощавшись, я потихоньку улизнул домой.

Утром, когда я, согнувшись, корпел над важной и неотложной работой, на письменном столе зазвонил телефон.

— Вы вчера пропали, как серый осел в тумане, — услышал я скрипучий голос Глембы. — А настоящее веселье только потом и развернулось!

Я пробормотал, что голова, мол, разболелась.

— Выходит, вы слабак… А сейчас что поделываете?

— Да так, с отчетом одним ковыряюсь…

— Это срочно?

— Как вам сказать… уже все сроки прошли.

— Ну ладно, тогда не стану вам мешать.

— Вы мне не мешаете, господин Глемба… Могу я вам чем-нибудь быть полезен?

— Наобещали друзья-товарищи отвезти меня всюду, куда только душе угодно, да можно ль на них положиться! А надо бы навестить кое-кого из приятелей, и если вы мне поспособствуете… Но я не хочу вас от дела отрывать. Как-нибудь да уладится. Чтоб им неладно было, этим трепачам безголовым!.. У каждого казенная машина, но ни один минуты свободной не выкроит…

— Не сомневайтесь, господин Глемба, я отвезу с удовольствием… Куда надо ехать?

— Сперва приезжайте сюда, а там я скажу.

У министерского заправилы дома оказалась одна дочка — очаровательная молодая женщина с младенцем на руках.

— До чего же пустым кажется этот огромный дом без людей, — такими словами встретил меня Глемба.

Лицо его было чуть помятым, но глаза блестели задором. Он явно чувствовал себя тут как дома, хотел было накормить меня завтраком, но я отказался, согласившись только на чашечку кофе.

— Ну, теперь в путь, — скомандовал Глемба, когда кофе был выпит.

Потом он так же, как и прежде, выхватил младенца из рук у матери и, громко чмокая, расцеловал его в обе щечки.

Я усмехнулся над самим собой, потому что помимо воли щелкнул каблуками, предупредительно распахивая дверцу машины перед Глембой, а он взгромоздился на сиденье с таким озабоченным видом и тяжелым вздохом, словно ему было не в диковинку, что перед ним вытягиваются в струнку и распахивают дверцу машины.

— Едем к Тони Гёрёгу, — заявил он. — Десять лет не видались. Сейчас поверните направо…

— Кто он — этот товарищ Гёрёг? — спросил я и, когда Глемба пояснил, что он посол, кивнул с таким видом, будто считал в порядке вещей ехать в гости к послу, который для нас просто «Тони». — И кем он вам доводится?

— Приятель, — буркнул Глемба и неодобрительно мотнул головой. — Сказано же вам было, чтоб на повороте включать холостой ход!

— Забыл, — попытался я оправдаться. — Привычка — вторая натура.

Я и раньше имел возможность подметить, что Глемба — чувствительной души человек, который очень легко поддается эмоциям и с трудом перестраивается. Вот и сейчас потребовалось какое-то время, чтобы улетучилась его мимолетная досада и он соизволил ответить на дважды заданный вопрос, кем ему приходится ответственный деятель здравоохранения.

— Мы теперь кумовьями заделались, — сказал он. — Вчера вечером я крестил у него внука.

— Вчера вечером?

— Ну да, перед тем, как вам прийти. А вы разве не знали, что гуляете на крестинах?

— Откуда мне было знать! Да я там и священника не видел…

— Как же, и священник был — Лайчи Куруц, низенький такой, с лысиной. Прямо высох весь, бедняга, горе у него случилось: крестный сын умер. Такой славный, здоровущий был парень, бороду носил… Якобы случайно из окна вывалился, но жена Лайчи говорит, что, по всей видимости, бабенка его столкнула. Года два назад он с ней сошелся…

— Эти бороды до добра не доводят, — отважился я заметить.

Глемба покосился на меня неодобрительно, но мне плевать было на его недовольство — до такой степени взбудоражило меня сообщение о крестинах.

— Значит, это все-таки была тайная сходка! — сказал я. — Так я и думал…

— Тайная? С чего вы взяли?

— Потому что о крестинах никто и словом не обмолвился.

— Все и без того знали, разве что кроме вас.

Это могло соответствовать истине, однако мне все равно казалось странным с такой помпой справлять обычные крестины. Леший его знает почему, но я и мысли не допускал, что высокопоставленные лица могут быть уж настолько религиозными.

— Да ничуть они не религиозные! — возразил Глемба. — Крестины — это совсем другое…