Дюла Чак - Глемба

— Выбрось все это из головы… Не стоит придавать этому значения… По-моему, не настолько Глемба опасен, как тебе кажется, просто он с причудами, как все пожилые люди. Но если он тебе уж так антипатичен, вовсе не обязательно с ним встречаться, никто нас не заставляет.

По прошествии недели, когда мы опять приехали в Морту, я все же наведался к Глембе. Сначала я переоделся и сделал попытку — по уже сложившемуся ритуалу — чуть-чуть привести в порядок запущенный двор, но мне это быстро надоело, да я и утомился, а главное, мне не давала покоя мысль, что я должен во что бы то ни стало повидать Глембу.

— Схожу-ка я, пожалуй, к Глембе, — сказал я жене, которая при этих словах вздрогнула.

— Зачем он тебе понадобился?

— Да загляну просто так…

— Лучше бы порядок навел во дворе, а то у нас бог знает что творится.

— Успеется… Видишь ведь — я устал.

— Ну ладно, только не задерживайся — у нас гость сегодня.

— Какой еще гость? — изумился я.

— Лаци. Он мне вот уже несколько недель проходу не дает: когда же мы похвастаемся своим райским уголком! И он прав: благодаря ему мы обзавелись деревенским домиком, как же мы можем его не пригласить!..

Упомянутый Лаци — по профессии психиатр — был нашим довольно близким приятелем и время от времени появлялся у нас. В свиданиях наших не было никакой системы, случалось, мы не видели друг друга месяцами, но встречаться с ним всегда было приятно, в особенности если он приходил вместе с женой — дамой красивой и молчаливой.

— Ладно, — кивнул я. — Постараюсь не задерживаться.

Слегка возбужденный, одолеваемый самыми противоречивыми чувствами, направился я к Глембе. С того памятного дня, когда он побывал на нашей городской квартире, я неотступно думал о нем, хотя всячески скрывал свои мысли от жены. Более того, стоило ей самой завести речь о Глембе, я отклонял ее попытки втянуть меня в разговор. Всего лишь раз я выдал себя, когда жена обнаружила клочок бумаги, на котором я записал номер телефона Бригитты Перестеги, второй жены Глембы, и на свою беду забыл листок в телефонной книге. На бумажке стояло одно слово: «Бригитта», — и под натиском любопытных и ревнивых расспросов я вынужден был признаться жене, что под этим именем скрывается не какая-то там «бабенка», а та загадочная особа, которая по непонятной причине вышла замуж за Глембу, а затем по столь же непонятной причине развелась с ним. Я обещал жене, что не стану звонить, и даже порвал листок, однако номер сохранился в памяти, и я только ждал удобного случая, чтобы поговорить с этой женщиной и разрешить хотя бы одну загадку из жизни Глембы.

Я застал Глембу среди ульев, в дальнем углу его садика, возле какой-то дымокурни, в окружении целой тучи сердито гудящих пчел. Не решаясь подойти, я издали поздоровался; он взглянул на меня, однако не ответил на мое приветствие. Немного погодя он направился в мою сторону, бережно поддерживая ящик с полными сотами. Я опять раскланялся, а он, сердито кряхтя и отдуваясь, молчком прошел мимо меня в кладовку.

— Что поделываете? — спросил я, идя за ним следом.

— Некогда мне разговоры разговаривать! — откликнулся он не оборачиваясь. — Дел выше головы, продыху не видать!

— Может, я могу чем помочь?

— Какая от вас помощь! Вы в этом деле не смыслите, — после долгого молчания отозвался он.

Поочередно вынимая рамки с сотами из ящика, он заложил их в центрифугу и принялся крутить рукоятку.

— Ручку крутить — дело не хитрое, это и я сумел бы! — заметил я.

Он отступил в сторону и резко приказал:

— А ну попробуйте!

Вне себя от усердия я что было сил завертел рукоятку, но Глемба оттолкнул меня и остановил машину.

— Этак вы все соты мне переломаете! — завопил он. — Разве тут силой надо?

— Не кричите на меня, господин Глемба, — хладнокровно ответил я. — Конечно, может, у меня что и не так выходит, я сроду этим делом не занимался. Но не такая уж это большая премудрость, чтобы я ее не освоил, в особенности если вы мне толком объясните, что и как нужно делать.

— Помедленнее надо, — сказал Глемба уже более спокойным тоном, а сам между тем вытащил рамки и перевернул их, чтобы мед стекал и с обратной стороны сот.

— Пожалуйста, можно и медленнее, — примирительно сказал я и осторожно крутнул ручку.

— Побыстрее…

— Можно и побыстрее… Так подойдет?

Глемба безнадежно махнул рукой, давая понять, что он никоим образом не доволен моей работой, но без помощи ему не управиться.

— Почему же вы не предупредили, что беретесь за такое хлопотное дело? — Мой голос была сама доброжелательность. — Я бы пришел спозаранку…

Глемба рывком остановил центрифугу, вытащил рамки и сложил их обратно в ящик.

— Вызвался помочь тут один лоботряс, — рассказывал он между делом. — А заявился в стельку пьяным… Это же надо ухитриться — ни свет ни заря так нализаться! Меда ему подавай, а работа — это не для него!

Он подхватил ящик и понес к ульям, чтобы поставить порожние рамки на место и вынуть полные. Тщательно выполняя его указания, я быстро освоил центрифугу. Под желобом стояло ведро, когда оно наполнялось, я опрокидывал его в заранее подготовленные большие бочонки; я приловчился снимать с ячеек воск там, где пчелы закупорили их, отличать трутней от рабочих пчел и пчелиной матки и с растущим удовлетворением видел, что и Глембу моя работа теперь устраивает. Единственное, от чего мне было не по себе, так это от неумолчного жужжания пчел, когда Глемба вместе с рамками заносил их в кладовку и они устрашающе вились у меня над головой.

— В это время они не жалят, — успокаивал меня Глемба, но я ему не верил.

Нам не хватало еще одного человека, который носил бы ящики с рамками от ульев до кладовки и обратно; я не решался близко подходить к ульям, так что пришлось Глембе взять это дело на себя, и таким образом мы вышли из положения.

Глемба, окутанный завесой дыма, как раз возился около ульев, когда в кладовку забрел беззубый, небритый, с оттопыренными ушами старик, о котором мне было известно лишь, что зовут его дядюшкой Густи. Я часто видел, как он без дела слоняется по улице; не было случая, чтобы он не остановил меня, желая завязать разговор, но я неизменно ссылался на многочисленные дела, и мне удавалось отделаться от него. О нем ходила дурная молва как о беспробудном пьянице, да и у меня сохранились о нем весьма неприятные воспоминания начальной поры нашего пребывания здесь, когда я — в эру, предшествующую появлению Глембы в нашей жизни, — искал по селу надежных работников. Он был одним из тех стариков, которые охотно выпивали за мой счет и слушали мои рассказы о путешествиях, но рабочего рвения не проявляли.

Войдя в полусумрачную кладовку, он тотчас затянул песню: