Ренита Де Сильва - Под небом Индии

И хотя он больше не был принцем, все по-прежнему оказывали ему почести, причитавшиеся правителю. Для них ее сын навсегда останется таковым.

Мэри схватилась за сердце.

Она слышала, что Сита умирает и что к ней приехали Ричард с Прией и остановились во дворце – гости в своей бывшей резиденции.

Но ее сын?.. Здесь?..

Именно этого ждала Мэри. Именно этого желала, именно об этом мечтала. Ее сын каким-то образом выяснил, что она его мать, и теперь, обняв ее, скажет: «Мама, я люблю тебя!»

«Прекрати!» – отругала Прия свое воображение.

Почему сейчас? Почему он здесь после стольких лет? Как он узнал?

Что ж, скоро ей это станет известно.

Посмотревшись в зеркало, Мэри пригладила свои длинные седые волосы. Отряхнула платье. Ее руки тряслись. Глупая женщина.

Ричард. Мой Ричард. Пусть все и зовут его Арджуном.

Он не твой сын. А ее. Он принадлежал ей почти всю свою жизнь.

– Приготовь чай и закуски, – сказала Мэри, обращаясь к Нур, и осторожно вышла в приемную.

Когда она вошла туда, ее сын встал. Мэри видела его лицо, так часто являвшееся ей в мечтах. Такое знакомое. Такое любимое. И все же – чужое.

Он улыбнулся.

В его волосах уже проглядывала седина. Ее сын, ее ребенок, старел.

Его улыбка была неуверенной и застенчивой. Так улыбаются незнакомым людям. Он ничего не знает. Сердце Мэри упало, и она ощутила во рту едкий привкус разочарования.

– Простите за вторжение, – сказал он.

Его голос напомнил Мэри об овеваемой соленым ветром палубе, где она сидела рядом с мужчиной, черты лица которого унаследовал этот любимый незнакомец.

– Я рада… – Мэри кашлянула и вновь с усилием заговорила: – Рада вашему визиту.

Воистину. Я ждала его всю жизнь.

– Моя дочь… – начал он.

Ты мой сын, и все же я никогда не могла говорить об этом так же естественно, как ты говоришь о своей дочери. О сын, мой сын!

– Она хотела бы снять о вас документальный фильм, и у нее есть несколько вопросов.

Тогда почему пришел он, а не Прия? Прия… Красивое имя для красивой пылкой девушки. «Прия» – это «любимая», Мэри специально посмотрела значение этого имени. Она повторяла его вновь и вновь. Прия. Возможно, она все знает? Возможно, именно поэтому она прислала сюда отца?

Впрочем, вряд ли это возможно. Судя по тому, что Мэри слышала о внучке, Прия была прямолинейным человеком. Мэри не сомневалась, что если бы она все знала, то пришла бы сама. Прия напоминала Мэри отца (как бы он любил свою правнучку!) и девчонку, которая, переспав с мужчиной на корабле, спровоцировала события, достигшие кульминации здесь и сейчас.

– Прия… ей нехорошо.

– Что с ней? – выпалила Мэри, прежде чем успела себя остановить.

Ее сын покраснел. При виде его смущения Мэри захотелось прижать его к себе и успокоить. Ей хотелось гладить морщины на его лице, эти свидетельства пережитого горя и полученного опыта, хотелось узнать историю каждой из них.

Мэри сжала кулаки и прижала руки к бокам, чтобы не позволить им последовать зову ее сердца.

Прие было нехорошо. И все же она хотела сделать это – снять о ней документальный фильм.

Мэри почувствовала, как внутри нее разливается тепло.

– Вы не против? Моя дочь очень увлечена тем, что вы делаете, и ей очень хотелось бы узнать о вас больше. Как и мне.

– Разумеется, я не против, – сказала Мэри, вновь кашлянув из-за вставшего в горле кома. – Для меня это удовольствие и большая честь.

Сита

Утром. 2000 год

Когда в ее номер вошла ее служанка – последняя из целого сонма королевских слуг, сопровождавших покинувших дворец, когда Сите пришлось его продать, – Сита все поняла, взглянув на ее бледное, как рассветное небо, лицо.

Ее прошлое, то, что она сделала, тот груз, который она несла, вина, терзавшая ее так, что она отыгрывалась на окружающих, особенно на близких, наконец-то добралось до нее.

– Ваш сын отправился к Мэри-мемсахиб, – сказала ей верная служанка.

Мэри. Женщина, которая так и не исчезла из ее жизни, став вместо этого совестью Ситы, она и этот буйный, невыносимо яркий сад… Мэри не давала ей покоя, съедая ее живьем.

Сита закрыла глаза.

Они все знают.

Но откуда? Нет, это невозможно.

Об этом знает только она . Она и Мэри.

А даже если Мэри все это скажет (хотя зачем ей, спрашивается, делать это сейчас?), то с чего бы ее сыну верить этой женщине?

Должно быть, это дело рук Прии. Ее любимой, дерзкой внучки, слишком уж умной даже для нее. Неукротимой, пылкой Прии, раскусившей ее с самого начала. Внучка никогда не боялась дать ей отпор с упорством и решимостью, которые восхищали Ситу прежде и приводили в ужас теперь. Прия заинтересовалась Мэри…

Когда внучка объявила, что хочет снять о Мэри фильм, Сита была ошеломлена и ослеплена досадой.

Ее загнали в угол. Она взяла с внучки обещание подождать, даже зная, что это, учитывая неукротимую решимость Прии, может сыграть против нее, даже осознавая риск того, что Прия нарушит обещание и позволит любопытству привести ее прямо в логово женщины, которую Сите хотелось стереть с лица земли.

Но ее внучка, оказавшись еще умнее, чем Сита считала, по всей видимости, добилась своего, не нарушив данного обещания. Она отправила к Мэри своего отца – ужасный исход, которого Сита не могла предвидеть.

«Почему ты живешь в прошлом? – спрашивала ее Прия в детстве. – Почему все время возвращаешься к тем временам, когда была королевой?»

«В этом моя суть», – отвечала Сита.

«В этом была твоя суть», – фыркала ее непоседливая, напоминавшая фейерверк внучка.

«Мы не короли и королевы в политическом смысле, но для подданных по-прежнему остаемся правителями».

Прия закатывала глаза, напоминая Сите девчонку, которой она сама была когда-то. Девчонку, которая думала, будто может быть кем угодно и делать что хочет.

«Дадима, мир изменился. Никто так больше не думает, – вздыхала Прия. – Ты говоришь, что в детстве у тебя были большие амбиции».

«Верно».

«Но королевой ты стала лишь благодаря браку, а не собственным достижениям».

Ее внучка. Такая маленькая и такая мудрая.

Сита гордилась своими сыном и внучкой. Очень гордилась.

Но они этого не знали. Сита так никогда и не смогла им об этом сказать.

Прекрасные миндалевидные глаза Прии становились холодными, когда она смотрела на Ситу; сын же мало с ней общался. Они оба отдалились от нее: сын после смерти отца и жены все время путешествовал по миру в компании своего дяди, а Прия переехала в Англию.

Я сама себя не люблю, так с чего же кому-то другому любить меня?

Услышав о болезни Ситы, они вернулись. Сын зарезервировал для нее комнаты в восточном крыле, которые когда-то были ее покоями. Ситу тронула его забота. Но она не знала, как это показать, и потому вновь стала такой, какой привыкла быть за годы своего правления, – резкой, язвительной, придирчивой и надменной. Она глядела на то, как ласковые улыбки на родных лицах сменяются выражением, свидетельствовавшим о том, что ее просто терпят.