Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

Вообще, конечно, интересно всё это.

Но как это довести до сведения Катьки… Ну, что я новый Гоголь? Если так сказать, то она подумает, что я просто дебил, значит, надо как-то по-другому, тонко…

Я убрал свои записи, хорошенько их спрятал, почистил зубы и устроился спать. А перед сном немного попродумывал тактику. Можно взять и пригласить Катьку в гости, чем-нибудь завлечь. Ну, допустим, сказать, что у меня есть что-то ценное для их музея. А когда она придёт, я как бы невзначай забуду тетрадку на столе, а Катька прочитает. И подумает…

Или я встречу её с тетрадью в руке, а она спросит: что это у тебя?

А можно ещё так…

Ну, дальше я уснул.

Утро началось плохо. Может, в этом есть знак? Может, я сова? В том смысле, что так рано подниматься не следует, а следует отдыхать? Я отдыхаю, а утро в это самое время течёт само по себе…

Мечты.

Сегодняшнее утро началось с матери. Опять. С того же самого.

– Ты должен извиниться, – сказала она.

– Перед кем? – не понял я с утра.

С утра всё труднопонимаемо.

– Ты должен извиниться перед Денисом.

– Перед кем? – в этот раз я понял.

– Перед Денисом.

Я поглядел на будильник. Скоро на работу. Надо позавтракать, а меня тут всякой ерундой отвлекают. Упырём травят, не успел ещё глаз открыть, а он тут.

– Я есть хочу, – сказал я. – Нас там не кормят, между прочим.

– Ты что, не слышишь?

Голос у матери стал твёрдый и особый, предназначенный для давления и внушения. Это зря она.

– Не кормят, – повторил я.

– Извинись! – крикнула мать.

Я стал собираться.

– Ну, я тебя прошу. – Она перешла на просительский тон. – Ну, что ты?

Что-то слишком уж резко перешла, надо было ей ещё немного поорать, тогда переход был бы эффектнее.

– Я тебя прошу! Извинись!

Осень. Осень это моё любимое время года. Красные ягоды, жёлтые листья. Если бы ещё в школу не ходить…

– Извинись!

Я не удержался и сказал:

– Пусть Сенька извинится.

– Что?

– Ничего. Мне пора на работу.

И ушёл, хотя мать что-то вслед ещё говорила. Хотела меня образумить.

Осень. Я шагал по улицам и думал, что хорошо бы, чтобы была осень вот сейчас. Можно пойти на реку, сесть на боны и смотреть в воду, на вялых осенних рыб. Вот что мне хочется – чтобы наступила везде осень, а народ при этом исчез бы. Я бы в таком мире точно хорошо бы жил.

И уж никаких кустарников рубить не требовалось бы.

Упырь ждал меня на обычном месте. И как ни в чём не бывало улыбался. Я думал, что он вряд ли придёт. Но он пришёл. И не выглядел больным. Бодро выглядел, турист-культурист настоящий. Муравьиный яд ему, видимо, только на пользу, может, здоровье даже укрепил.

– Ну что, как дела? – спросил я. – Вчера не заблудился?

– Не, – помотал он головой. – Там же рядом.

– Баторцы не догнали?

– Не. – Упырь улыбнулся. – Я быстро бегаю.

Про муравейник промолчал. Думает, как в кино дешёвом будет. Приходит хороший мальчик в класс, аборигенские негодяи его колотят, но он их перед директором школы не сдаёт. И местные негодяи начинают его жутко уважать, завязывается дружба и приязнь всякая.

А вот тебе! Не будет так!

– А вы как добрались?

– Нормально. Вырвиглаз ключицу сломал, но она у него сразу же срослась. Вот и всё.

Упырь хихикнул.

– Это не шутка, – серьёзно сказал я. – Он сломал ключицу. Но, поскольку он оборотень, она у него почти сразу срослась.

– Что?

– Оборотень он. А ты что, не заметил? У него же уши острые и брови сросшиеся. Ну да ладно, фиг с ним. Пойдём работать.

– Пойдём.

Корабль флибустьеров дожидался нас у коммунхоза, флибустьеры курили и, как обычно, матерились.

– А мне твоя мама звонила, – сказал Упырь, когда машина тронулась.

Я чуть через бортик не перевалился. Наверное, я даже лицом изменился – Упырь спросил у меня:

– Что это с тобой?

– Голова чего-то закружилась. Укачало, наверное. Зачем она звонила?

– Да я не понял зачем. Я как раз собирался утром… Наверное, она тебе что-то хотела передать, да забыла потом. И сказала, что сегодня кино у них интересное.

– Что интересное?

– Кино. В клубе «Дружба». Твоя мама сказала, что здесь очень неплохой кинотеатр, настоящий, из старых. Слушай, давай в кино сходим, а?

Я молчал, никак не мог придумать, как бы отвязаться от него на вторую половину дня.

– Я никогда в старых кинотеатрах не был, было бы здорово сходить. Говорят, там совсем другая атмосфера…

– Отдохнуть сегодня хочу, – сказал я. – Плохо себя чувствую, не знаю, как доработать сегодня.

– Может, отгул возьмёшь? Я думаю, можно взять отгулы за свой счёт…

– Не, – помотал я головой. – Не буду брать, потерплю как-нибудь.

Сегодня мы поехали дальше, километров на десять, и там кусты оказались не такими приличными, как раньше, там кусты были запущенные, толщиной почти в две руки. И таскать их было уже по-настоящему тяжело. В придачу пошёл дождь, которого я так хотел вчера и от которого было почему-то жарко, и у меня на самом деле заболела голова, это подтверждало то, что про здоровье не надо врать, обязательно сбудется.

Мы проработали четыре часа и вернулись домой, Синицын прислал крытую машину. Я был злой и всю дорогу молчал, на вопросы Упыря не отвечал. Едва вернулись в город, как дождь закончился. Упырь меня ещё немного поуговаривал насчёт кино, но я отбрыкался. Вернулся домой, в большой дом, достал с печки сушёные апельсиновые корки, поплевал на них и натёр виски. После чего отправился к себе, решил немного почитать. Вообще-то я должен был работать, как папа Карло, – рядом с нашим забором валялись чуть ли не две машины дров.

С приятным, что называется, сюрпризом.

Дрова валялись вызывающе, судя по всему, предполагалось, что я все эти дрова должен был пилить и складывать в поленницы. Я обычно занимался дровами. Но только не сегодня. Сегодня я работать не собирался. И в ближайшее время не собирался.

Пусть сами дрова колют. Пусть на них хоть грибы прорастут.

Поэтому я немного повалялся в койке, почитал «Последнюю войну» и уснул совершенно с чистым сердцем – натирание висков весьма способствует засыпанию, во всяком случае у меня так.

А проснулся от того, что услышал щеколду. Она брякала, хотя раньше вроде бы громкостью не отличалась. Я выглянул в окно.

Катька. Я глядел, как она пытается справиться с щеколдой, и не мог понять, отчего она здесь? Что случилось такое?

Как-то раз видел по телику передачу про Анну Ахматову, про то, как она встречалась с каким-то французским писателем. И для того, чтобы правильно его встретить, весь день придумывала, как это сделать. И в конце концов встретила его то ли в кимоно, то ли в тунике, лежа на кушетке и с папиросой в мундштуке. У меня не было времени, да и кимоно не было, я решил, что стоит Катьку встретить в задумчивости. Я принял задумчивую позу, но тут обнаружил, что на мне почему-то надеты дурацкие и гигантских размеров красные башмаки. Я попытался эти башмаки стащить, но, к моему ужасу, правый ботинок цапнул меня за палец!