Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

Тут я проснулся.

В большом доме звонил телефон. Я дотянулся до телефона, прикрутился, взял трубку. Это на самом деле была Катька, сон оказался вроде как вещим.

– Слащёв, ты что, спишь? – спросила она. – Или опять всякое читаешь?

– Да так, – ответил я, – тут разное…

– Понятно. Извини, что твоё болото решила побеспокоить. Хочу сказать – пойдём сегодня в кино.

– Что? – спросил я.

– То. Ты что, уши себе отоспал? Я говорю – давай в кино сходим.

Странно, подумал я. Даже не странно, а подозрительно. С чего это вдруг Катька решила в кино сходить? Раньше мы в кино не хаживали, хотя я её приглашал неоднократно. А тут вот сама… Может, ей мать тоже позвонила? Попросила её, уговаривала, может быть, даже умоляла.

Дрянь. Нет, ну надо ж так!

– Ты что, Слащёв, оглох от счастья?

– Да нет, просто думаю…

– Ты что, ещё и думаешь? Ну ты скотина…

– Я думаю, что надеть, – быстро исправился я. – Я тут постирался…

– Так ты идёшь? – проскрежетала Катька.

– Да, да, конечно…

– Тогда в шесть возле «Дружбы».

И Родионова грохнула трубку на своём конце. Я поглядел на часы, четыре с хвостиком. Я решил поваляться ещё. Лежал, представлял, как мать и Сенька пилят дрова, а потом обкладывают ими гараж и баню, а дрова падают обратно, а они их пристраивают и пристраивают, причём некоторые поленья им ещё в лоб и по ушам, это было неплохо…

Тут я вспомнил, что Вырвиглаз обещался в пять часов заглянуть, а его мне видеть совсем не улыбалось.

Обрядился я быстро. За две минуты. На всякий случай через забор перелез рядом с черёмухой – чтобы не встретиться. И до «Дружбы» добирался переулками, чуть собаки не покусали.

Они ждали возле касс. Катька и Упырь. И подозрения мои усилились. Какого чёрта они здесь оба? И возле касс? Упырь так улыбался, будто полтинник в лотерею выиграл.

Я подумал, что не буду спрашивать. Буду вести себя как ни в чём не бывало.

– Билеты есть? – усмехнулся я.

– Лучшие места. – Катька помахала у меня перед носом зелёными квадратиками.

– Здорово. А с чего это в кино решили сходить?

– Фильм хороший, – объяснила Катька. – Я уже два раза видела, а по широкому экрану нет.

– А я вообще не видел, – сказал Упырь, хотя мне было чихать, видел он или не видел.

– Кино-то не новое. – Я указал на афишу. – И по телику крутили. Но всё равно. Шедевр.

– Вот и я говорю. Пойдём в зал?

И, не дожидаясь нас, Катька направилась ко входу.

В фойе не было никого. Упырь сверился с часами и спросил:

– Отменили сеанс?

– Тут всегда так, – успокоил я. – Наш народ не очень шедевры уважает, ему всё блокбастеры подавай.

Дверь грохнула.

– Кого-то несёт, – сказал я. – Могу поспорить – это Аня-дура…

Но это оказалась не Аня, а гораздо хуже. Мимо нас прошествовал Вырвиглаз. И не один. Рядом с ним шагала толстая девчонка с длинной и тоже толстой косой, кажется, она на Пионерской жила. Нас Вырвиглаз не заметил, проследовал сразу в зал.

Интересно, каким чудом он тут? У него же ДВД, он в кино не ходит… И вдруг здесь. Что-то я в это вдруг не очень верил…

– Илья пришёл, – обрадовался Упырь.

– И эта крыса тут, – с недовольством сказала Катька. – Почему у нас такой маленький город, а? Идём в кино и встречаем всякую сволочь… Говорят, в Сан-Франциско такого не случается.

Интересно, про кого она так? Сволочь. Про девушку или про Вырвиглаза?

– Ты про кого это? – спросил я.

– Про твоего друга. А эту девчонку жалко, нашла с кем в кино ходить. Её мать одна воспитывает, на трёх работах пашет…

– Её мать одна воспитывает, его отец один воспитывает, будет крепкая семья, – изрёк я.

– Дурак ты.

Мои подозрения стали в убеждённость перерастать. С чего бы это вдруг на фильм собрались все мои знакомые? Ну, кроме этой красавицы, её я не знал. Просто спецпросмотр какой-то, для избранных.

Дверь снова грохнула, и показалась Аня-дура.

Аня была высокая и грузная женщина лет пятидесяти. А может, и больше, никто не мог точно сказать, сколько ей, некоторые считали, что под восемьдесят, но благодаря дурости выглядит она гораздо моложе. Не знаю, когда она сошла с ума, может, так и родилась. Она была пуглива, издёргана, питалась чаем с чёрным хлебом и тянулась к культуре. Посещала все фильмы и концерты хора ветеранов. Только ничего не понимала. Если у неё спрашивали, про что было кино, она отвечала или что кино было хорошее, или что оно было про Анжелику. Маленькие дети с удовольствием кидали в неё камнями, дети постарше пугали мотоциклами, взрослым же было стыдно, что они в детстве кидались камнями и пугали мотоциклами.

Аня заприметила нас, сжалась и вдоль стенки быстро пробежала ко входу в зал. Исчезла.

– Я слышала, у неё дома восемь телевизоров, – сказала Катька.

– Восемь? – удивился Упырь.

– Или десять. Она их про запас покупает. Раньше с телевизорами было плохо, вот она их и стала покупать. Всю зарплату тратит на телевизоры и радио. А сама ест репу и хлеб, сахар и тот не покупает.

– Она одна живёт?

– Не знаю. Мужа у неё точно нет, и детей.

– С сестрой, – ответил я. – Сестра у неё нормальная, но слепая.

– У нас тут всё так, – усмехнулась Катька. – Или слепая, или дура. Или слепая дура. Весело живём. Говорят, что наш мэр как-то сказал, что в городской Думе заседают такие кретины, что если бы он ввёл в её состав своего любимого пса, то никто бы этого не заметил.

Упырь рассмеялся.

– Что тут смешного? – спросила Катька. – Это похоже на латиноамериканскую литературу. А когда жизнь становится похожа на латиноамериканскую литературу… Короче, это опасное сходство.

Катька была очень, очень начитанной девушкой, уже два раза это говорил. Наверное, поэтому она мне и нравилась.

– А чего смешного-то? – поинтересовался я. – Может, объясните?

– Тут шутка, – сказал Упырь. – Катя на Калигулу намекает.

– На кого? – Я никакую шутку не понял.

– На Калигулу, – пояснила Катька. – Гай Юлий Германик, по прозвищу Калигула, что означает Сапожок.

А мне не стыдно, я давно привык к собственной заскорузлости, она даже меня самого перестала напрягать.

– Это неправда, – сказал я. – Он не хочет собаку депутатом сделать, я точно знаю.

– Откуда ты знаешь? – сощурилась Катька.

– Знаю. Собака не может быть депутатом по состоянию здоровья – она больная совсем. И мэр, он её не в депутаты хочет, он ей мавзолей хочет воздвигнуть.

– Мавзолей? – поразился Упырь.

– Ага, – подтвердил я. – Маленький скромный такой двухэтажный мавзолей из гранита и чёрного мрамора. В память о друге. Собаку зовут Диоген.

– Я же говорю – Эквадор сплошной, – вздохнула Катька. – А ещё Европой хотим называться.

– Это тоже шутка, – сказал я.

– Я поняла. Но самое страшное в том, что сегодня шутка, а завтра не шутка. Такая специфика.