Алексей Евстафьев - Добрые книжки

— Погоди. — пришла очередь опешить Алексею Николаевичу. — Ты хочешь сказать, что сейчас этот снеговёнок у тебя дома?

— Да, сейчас он у меня дома. Я его в холодильнике держу, в морозильной камере. И я думаю, что надо срочно что-нибудь делать.

— Погоди. Я сейчас приеду, и мы обязательно что-нибудь сделаем.

Алексей Николаевич не мешкая отправился в гости к Алексею Юрьевичу, где и убедился в наличии в морозильнике холодильника шаровидного пухлявого снеговёнка трёх-четырёх месяцев от роду.

— Что-то он у тебя слишком синеватый и исковерканный. — внимательно рассмотрел младенца Алексей Николаевич.

— Какой дали — такой и есть. Главное, что он — подлец — очень настоящий и живой. Слышишь, как пищит?

Снеговёнок безумолчно попискивал с редким младенческим артистизмом, указывающем на большие неприятности, поджидающие его новоявленных попечителей. Друзья тут же договорились пуститься вдогонку по горячим следам за супружеской парой снеговиков, поймать их и пригрозить всевозможными небесными карами и страшным судом, о которых снеговики ещё не могли знать в силу недостаточности образования и жизненного опыта. Друзья вызвали такси и повезли снеговёнка к тётенькиному дому, где и рассчитывали захватить врасплох Анну Дорофеевну с Олегом Юрьевичем.

— Ухарство, моложавость, рвение и деловитость! — преподносил черты своего характера Алексей Юрьевич, не сомневаясь, что и Алексей Николаевич располагает теми же достойными чертами. — Всё это поможет нам поставить вздорных снеговиков на заслуженное место и понудить заняться воспитанием ребёнка.

— Вот именно, Алексей Юрьевич! — бормотал Алексей Николаевич. — Даже если бы мы решились усыновить снеговёнка, то можно только догадываться о реакции на наш поступок в органах соцзащиты. Снеговёнок-то хоть и ребёнок, но всё-таки эрзац ребёнка, и социальные пособия на него вряд ли распространяются.

— Никаких социальных пособий на снеговёнка мы не получим — можно об этом даже не мечтать. — уверенно заявил Алексей Юрьевич, стараясь не замечать испуганного взгляда водителя такси, ещё не очень понимающего, с чем он имеет дело. — Но я не перестаю удивляться результатам нашего опыта, Алексей Николаевич! Ведь эта парочка умудрилась не просто воодушевиться, а откорректироваться в процессе самоидентификации. Приблизить себя к самым низам российского общества.

— Вот именно, Алексей Юрьевич. И я не перестаю удивляться.

— Они не принялись воспитывать в себе благородство, чтоб потихоньку облагораживать всё вокруг, а пустились во все тяжкие, наперекор разуму и инстинктам самосохранения.

— Вот именно.

— Исключительно от сумбурности и скоротечности предыдущих событий, я не успевал вовремя на них реагировать. Но сейчас другое дело, Алексей Николаевич, сейчас я готов показать всю принципиальность своего нрава, а если понадобиться, то и применить силу по отношению к нерадивым родителям.

— Покажите, Алексей Юрьевич.

Наши друзья уже приближались к засыпающему вечернему селу с печально застывшем без хозяйского присмотра тётенькиным домом, когда снеговёнок принялся излишне беспардонно брыкаться и испускать непозволительные ароматы.

— Щекотливая ситуация у нас намечается, Алексей Николаевич, ситуация, прямо скажем, неожиданная… — дал лёгкого щелбана снеговёнку в лоб Алексей Юрьевич.

— Что такое?

— Наш младенчик, кажется, хочет нужду справить. И очень кажется, что большую нужду.

— Не может быть! — принюхался к снеговёнку Алексей Николаевич.

— Думаю, нам не долго осталось ждать, чтоб в этом убедиться. — сказал Алексей Юрьевич и перевернул снеговёнка вниз головой.

— Вот что, мужики. — стиснув зубы и пытаясь неожиданно не свихнуться, заговорил водитель такси. — Если он у меня в машине обкакается — вы сами убирать будете, учтите.

— Интересно, а чем таким нехорошим может обкакаться снеговёнок? — немножко обиделся за ребёнка Алексей Николаевич.

— Не знаю. — отрезал водитель такси. — Тащите его на улицу, пускай там гадит.

Друзья вышли из машины и отошли со снеговёнком в сторонку от дороги, позволяя ему без стеснения справить свою нужду, но тут снеговёнок отличился виртуозным прыжком из рук Алексея Юрьевича в лесную чащобу, где и скрылся. Друзья лишь махнули руками водителю такси, требуя, чтоб он дожидался их на месте и не психовал напрасно, а сами помчались в погоню. С горечью признаемся, что в погоне им не помогли ни ухарство, ни моложавость, ни рвение с деловитостью, а непроходимые лесные сугробы и вовсе затормозили их устремлённость, позволяя выслушивать издевательское улюлюканье убегающего снеговёнка. Друзья обречённо вернулись к машине и проехали к тётенькиному дому, где убедились в совершенном отсутствии четы снеговиков, причём уже достаточно давно. Старушка Капитолина Егорьевна мало что понимала из бестолковых рассказов про плутающего в лесу снеговёнка и непутёвых его родителей, а просто вынесла самогону и попросила друзей помянуть всех, чьи судьбы их столь серьёзно озаботили. К странным поминкам присоединился и водитель такси, и можно сказать, что дальнейший вечер удался.

С тех пор многие жители села уверяют, что частенько встречали в окрестных лесах блуждающего снеговёнка, который либо распевал причудливые песенки, либо отплясывал на полянках казацкого гопака, либо гонял с зайцами консервные банки, играя во что-то подобное футболу. Никто из тех, кто случайно сталкивался в лесу со снеговёнком не слышал, чтоб тот плакал или жаловался на что-либо, или даже сетовал на жизнь, а напротив, снеговёнок благодарил судьбу и лично Алексея Николаевича с Алексеем Юрьевичем за возможность жить и наслаждаться каждым часом жизни, ибо пускай он всего лишь пасынок природы, но не может быть на земле ничего лучшего, чем жизнь. Собственно, в этом и есть смысл пребывания самой земли и смысл каждого из тех, кто намерен пребывать на земле как можно дольше.

Что ни говори, мой любезный друг и читатель, как ни пеняй на возрастную ворчливость и излишний мелодраматизм, а становится грустно всякий раз, как подумаю, насколько люди были беззаботны, безответственны и легки на ногу, перешагивая из двадцатого века в двадцать первый. Только снисходительная ирония способна удерживать взгляд на этих грудах ненужного хлама, которые люди утащили за собой в новую жизнь, на эти суетливые мысли и воззрения, которыми с утра до ночи нас угнетают из пабликов интернета и городской уличной рекламы. Как трудно терпеть всю ту дрянь, которая подключает нас к состоянию кататонического ступора и грозится до бесконечности увеличить человеческую жизнь на земле, все те мелочные обиды, псевдо-толерантные истерики и религиозные инсинуации, которые помогают оправдать любое убийство и насилие (да ещё и получают за свою предательскую болтовню материальное вознаграждение), весь этот хлам, который люди уволокли за собой, разбросали по ящикам шкафов и задокументировали в мозгах, да так плотно, что мозги скукожились и потребовали какого-нибудь решительного CtrL-ALt-DeL, а вот побрезговали и оставили в подвалах прошлого, на чердаках и мусорных баках, самые проникновенные и самые не фальшивые кусочки жизни. Все эти уютные радостные неловкости, заботливые суетливые хлопоты, потешные игрушки и нахальные праздничные открытки. И письма в почтовых конвертах — эти совсем позабытые в наши склочные дни, совсем никому не нужные тетрадные листочки, исписанные чернилами и тупыми карандашами, эти умозрительные послания людей, подчас и вовсе не знакомых между собой, но преисполненных чаяниями высказаться, найти утешительного ответного слова, обрести лекарство для душевных ран.