Алексей Евстафьев - Добрые книжки

Затем, покончив с трубочкой, Дед Мороз испытующе вгляделся в снеговика и снежную бабу, стараясь вникнуть в их хозяйские подробности, чтоб не обидеть случайным словом наших друзей.

— А это что тут у вас такое?

— Да вот, дедушка, мы славно потрудились и сотворили влюблённую парочку, а теперь желаем их каким-нибудь образом оживить. Волшебство новогодней сказки никто не отменял.

— Волшебство-то никто не отменял, а неудобные вопросы задавать приходится. Мне, например, не понятно для чего их оживлять? Если для созидательного труда и духовного подвига, то это практически невыполнимо, а если ради оснащения социума — тогда другое дело.

— И для этого тоже, и всякие творческие планы пускай претворяют в жизнь, а затем пускай деток рожают.

— Деток?

Дед Мороз оглянулся на Капитолину Егорьевну, пытая от неё словечка насчёт современных нравов, но старушка прикинулась слегка глуховатой.

— Полагаю, что воспроизводство и кормление социальных паразитов — не лучший аргумент для существования на земле. — покряхтел Дед Мороз. — И если с точки зрения морали смотреть, то как они будут вращаться среди обычных людей?

— Мораль здесь вовсе не при чём. — разволновался Алексей Николаевич. — Понятие морали для снеговиков иррационально, они будут существовать исключительно в правилах своей — если можно так выразиться — этнокультуры. Ни одна бабёнка из вашего села от снеговика не забеременеет и тем более не родит.

— От свинки не родятся апельсинки. — сообразила Капитолина Егорьевна.

— Придёт время, разберёмся и с апельсинками. Для начала просто бы оживить наших снеговиков путём волшебных заклинаний. Оживить, предоставить свободу действий и поженить. А там посмотрим.

— Свадьбу что ли сыграть? — оживился Дед Мороз.

— Непременно свадьбу!!

— Если свадьбу, то это очень хорошо. — Дед Мороз суховато кашлянул, подбивая себя на приятные воспоминания. — Я свадьбы люблю чуть ли не больше Нового Года — до того они замечательные в наших краях, в смысле разнообразия весёлых удовольствий. Мне доводилось когда-то у камчадалов жить, так там свои обычаи имелись насчёт свадьбы. Там народ выживает в тяжёлых условиях, и обычаи у них странные, постороннему человеку мало понятные. От жениха требуют доказательств, что он по всем статьям жених пригодный, и только тогда свадьбу играют.

— Каких же доказательств от него требуют? — спросил Алексей Юрьевич. — На диагностику в медицинские центры направляют и требуют справки от психиатра?..

— И это не помешает, но чаще всего действую проще. Когда жених выбирает себе невесту, и рассказывает кому-то из начальства, что вот собрался на этой девушке жениться, то эту девушку на главной площади выставляют, в десяток-другой кофточек да фуфаек обряжают, сетями рыболовными опутывают, да ещё ремнями крепко обвязывают. Вот она лежит на главной площади, пошевелиться не может, а вокруг её другие девки снуют хороводом, тугими плёточками помахивают — вроде как защищают от жениха. Тут вот и требуется жениху доказать при всём честном народе, что он до своей возлюбленной девки беспримерно охоч.

— А он именно что беспримерно охоч? — засомневался Алексей Юрьевич.

— Именно. Он начальству низко кланяется, штаны с себя скидывает, чтоб обличить всю натуральную пылкость чувств, и на невесту бросается. Одежды и сети с неё рвёт, ремни зубами перегрызает: вроде как и достигает желанной цели, но прочие девки принимаются его плётками хлестать, за волосы таскать, царапать и увечить помаленьку. А ещё народ вокруг подзуживает девок, ерепенится с бесстыдным озорством, кто-то и кулачками помахивает, указывая, в какое место больнее шандарахнуть. Ежели жениху не удаётся овладеть невестой — тогда начальство подвергает его обструкции, и на протяжении следующего года к прочим девкам не подпускает. А уж если справился жених с задачей — то прямо тут и свадьбу играют, камчадалы со всех домов угощенья с выпивкой собирают, да так всем миром и веселятся. До тех пор, пока другой жених себе невесту не отыщет.

Алексей Николаевич не слишком поверил россказням Деда Мороза, замечая в выражении его лица специфическое нахальство, но отпустить старикашку просто так тоже не хотел.

— Погодите, дедушка, с камчадалами! — ополоснул он свою рюмашечку снегом, заполнил водкой и преподнёс Деду Морозу. — Угощайтесь вот, с праздником вас.

— И вас взаимно с праздником поздравляю, спасибо! — удовлетворился рюмашечкой Дед Мороз и задиристо хмыкнул. — От меня-то вы чего хотите?.. Говорите смелей, а то я тороплюсь, поскольку мне некогда лясы точить. Я ещё у Капитолины Егорьевны не отобедал, пирожков с грибами ейных не вкусил — а давно пора.

— Пора, давно пора. — согласно закивала головой хлебосольная старушка.

— Успеете, дедушка. — по возможности мягко и ласково заговорил Алексей Николаевич. — Вы нам только какое-нибудь заклинание скажите, или там слова какие-нибудь волшебные произнесите, чтоб снеговиков оживить — и ступайте затем себе с Богом, пирожки Капитолины Егорьевны хрумкайте сколько влезет.

— Что за слова? Не понимаю я вас.

— Ну, слова всякие, выражения типа творческой силы, побуждающей неодушевлённый предмет к полноправному бытию. Не врите, пожалуйста, что вы таких слов не знаете.

— Алексей Николаевич, друг любезный! У меня же узкая специализация — я на Новый Год подарки раздаю. Я не занимаюсь воодушевлениями.

— И не занимайтесь. Никто от вас этого не требует. Вы нам только слова скажите.

— Скажи, дед. — добродушно насупился Алексей Юрьевич. — Чего выкобениваешься?..

— Ну я не знаю… — Дед Мороз покосился на бутылку. — Помню, какая-то бабка городская приходила к нам, когда я ещё ребёночком был, моему батюшке какие-то заклинания читала — он хотел воду из общественного колодца претворять в вино, хотя бы в дни государственных праздников — да не помню, чтоб из этого заклинания чего-то путное получилось, а вот мамкины золотые серёжки он той бабке отдал. Мамка сильно ругалась — это я помню.

— И что это было за заклинание? — уже свою рюмашечку наполнил из бутылки и преподнёс Деду Морозу учтивый Алексей Юрьевич. — Говорите, не стесняйтесь, мы умеем не разглашать секреты. С Новым Годом вас, кстати!..

— С новым счастьем! — опорожнил рюмашечку Дед Мороз. — Точных слов не помню, но что-то вроде: Встану я благословясь, пойду в чисто поле перекрестясь, стану на запад хребтом, на восток — лицом, позрю-посмотрю на ясно небо: со ясна неба летит огненная молния! Той молнии помолюсь-покорюсь и спрошу дак: «Куда полетела ты огненная молния?» — «Во тёмные леса, в зыбучие болота, в сырое кореньё!» — «А дак воротись ты, молния ко мне и полетай, куда я тебя пошлю: есть на святой Руси красна девица, полетай ей в ретивое сердце, в чёрную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарные уста, в ясные очи, в чёрные брови, чтобы она тосковала-горевала весь день — что при солнце, что при луне, что при ветре-холоде, да что на прибыльных днях и на убыльных днях, отныне и до века! пока бутыль винца мне в магазине не прикупит!..»