Алексей Евстафьев - Добрые книжки

— И что именно сейчас признаётся в доброй жене за добродетель?

— Сейчас признаётся всё тоже самое, что и всегда. Простите, что по памяти процитирую нравоучения из одной старинной книги, но уж больно они хороши. « Добрая жена любит работу и воздержание от всякого зла. Благоумная жена — имению спасение, детям пример и молчанию послушница. У того человека сердце веселится, у кого жена покорна мужу своему и в дом много добра собирает: вставает рано и утверждает персты свои на дело, а сердце — на радость и веселие, и мужа своего тешит беспрестанно, и от рукодеяния своего облекает мужа своего в порфиру багряную. Напротив того, скверна бывает жена, у которой муж во власти: ни в скотах скот коза, ни в рыбах рыба рак, ни в птицах птица сыч, ни в зверях зверь ёж, ни в человецах человек муж, которым жена владеет!..»

— Что-то было в наших предках от слабоумных маргинальных социопатов. — пробурчал Алексей Юрьевич. — Оно, конечно, лучше, чем сейчас, когда повсеместно развели фриков, педерастию, трансгендеров и американский менталитет. Но вы про эту книжицу на сегодня позабудьте, а моей Светланке и вовсе никогда читать не давайте, а то она возомнит о себе Бог весть что. Ходи потом ищи её добродетели.

Алексей Николаевич хмыкнул, за что получил ещё один учтивый снежок в физиономию.

— Впрочем, для нас с вами добродетели старины глубокой не столь чужды, сколь непродуктивны. — заметил Алексей Николаевич. — А вот хотелось бы в честь праздника поженить наших снежных товарищей в самом натуральном свойстве. Вплоть до рождения потомства.

— Какого ещё потомства?? — подозрительно присмотрелся к другу Алексей Юрьевич.

— Можно их называть снеговёнки или снеговята — я не знаю, как терминологически правильно именовать потомство от снеговика и снежной бабы. Но я уверен, что оно должно быть, иначе наш с вами труд уйдёт впустую.

— Пускай уйдёт. Мы же для собственного веселья старались.

— И рождение снеговёнков необходимо для веселья. Но уже не в эгоистическом ракурсе, а для всеобщего веселья — для планетарного, в каком-то смысле. Ведь детки нашей супружеской четы могут разбрестись по всему свету, заселить самый неожиданный уголок мира, где произведут уже своё потомство, своих внуков и правнуков, и очень скоро мы увидим, как по всей земле расползётся племя снеговиков. Вы только представьте, Алексей Юрьевич, что даже в жаркой Африке, в каком-нибудь унылом Зимбабве появятся весёлые снеговики и привнесут в дом каждого зимбабвца наплыв далёкой русской радости: радости русского севера, в каком-то смысле!.. В конечном итоге, мы со своими снеговиками спасём всё человечество от грустной дури, и подарим шанс стать по-новогоднему счастливым каждому, кто не побоится этого шанса. Каждому!!

Алексей Юрьевич задумчиво представил себе функционально радующееся человечество, мир без войн и драк, и Алексею Юрьевичу понравилась представляемая картина.

— Но позвольте, Алексей Николаевич. — заметил он. — Всё это очень прекрасно, но мы сталкиваемся с единственной и очень важной проблемой: снеговики не могут спариваться!

— Это проблема! — согласился Алексей Николаевич. — Вот вы всегда были проницательны, когда дело касалось обнаружения проблем, и сейчас вы нас не подвели. Но мы как-нибудь обязаны решить эту проблему!..

— Но как??

— Я не знаю. Надо совершить какой-нибудь праздничный магический обряд, прочитать какое-нибудь доброе сверхъестественное заклинание — и у нас всё получится.

— Вы же знаете, я совсем не мастер по магическим обрядам, я вам в этом деле не помощник. Неужели кто-то умудрялся оживлять снеговиков и добиваться от них потомства?..

— Не снеговиков, но всякие чучела оживляли — это мне доподлинно известно. Помните, мы катались на лыжах со знаменитых ананьинских гор, что расположены в семи километрах от Липовой Горы?.. Так вот, рядом с теми горами, до сих пор есть село Ананьино, а позади него село Заананьино, и в том селе до сих пор практикуют обычай по оживлению чучел, но исключительно в ритуальных целях. Ни одно чучело, как мне известно, оживлено не было, но обычай интересный и стоит того, чтоб приглядеться к нему пристальней.

— Давайте приглядимся.

— Давайте. — Алексей Николаевич радушно развёл руками. — Всякий раз, ровно по полудни первого января високосного года, сельские жители сходятся у развалин бывшей помещичьей усадьбы, где поют и пляшут без устали до сумерек. После захода солнца из развалин конюшни выносится мужское чучело из соломы с весьма характерным мужским причиндалом, и укладывается в гроб. Первыми к гробу подходят сельские женщины и умело имитируют горестные рыдания, по сути орут: помер братец наш Ананий! помер, дескать, так и не потешив нас своею удалью!.. Затем к гробу подходят мужички и тычут пальцами в причиндалы, грубо приговаривая: не плачьте, бабы, Ананий и не помер вовсе! эвон удаль-то торчмя торчит!.. Но женщины всё равно продолжают рыдать и сетовать, что раз Ананий не помер, то вовсе не следует ему прохлаждаться в гробу, а необходимо воспрянуть и приниматься за дело. Под делом подразумеваются исключительно сексуально-эротические игры, и здесь женский рёв достигает небывалого пика, поднимается над всем селом и звучит весьма определённо: завались, братец Ананий, на меня хоть на часок! пускай глаза от зависти пучит муженёк!..

— А муженёк-то здесь с какого боку? муженьку-то разве хочется, чтоб его супруга с чучелом забавлялась? — Алексея Юрьевича слегка обескуражил таинственный обряд. — Зачем муженьку такая сложная конкуренция?

— Понятно, что конкуренция сложная. Но главной целью ритуальных действий предполагается не массовая сексуальная оргия, а простое оживление чучела. Его соблазняют женскими слезами и прелестями, дабы пробудить к жизни; а уж если бы чучело и в правду ожило, то я уверен, что его и близко бы не подпустили ни к одной сельской девахе.

— И ни разу опыт оживления не удался?

— За пятьсот лет существования села известен только один случай, когда чучело приподнялось в гробу, с совершенно очумелым видом осмотрелось вокруг и вновь завалилось в гроб, бормоча «к чертям собачьим такую жизнь»!..

— Чучело-то был не дурак.

— Ну ещё бы.

На крылечко соседнего дома выползла приятного вида старушка в плотной кацавейке на овечьем меху, ласково прищурилась на далёкое солнышко и поздоровалась с нашими друзьями.

— Здрасьте, Капитолина Егорьевна! — поздоровались друзья в ответ, поскольку любили словоохотливую соседку-старушку, не отказывались посещать её гостеприимные застолья, где угощались особо прославленными на селе пирожками с капустой и грибами.

Старушка быстренько доковыляла до приземистого заборчика, ограждающего участки домов, где ловко опёрлась о какой-то яблоневый пенёк и кажется могла так простоять без устали весь день.