Алексей Евстафьев - Добрые книжки

— Баловники вы мужички, всё-то вам неймётся! — пригляделась она к снеговику, но ничуть не смутилась подобным баловством.

— Без веселья нельзя прожить, Капитолина Егорьевна, я вот муженька вашего помню — тоже весёлый был человек! — сказал Алексей Юрьевич.

— Муженёк мой Исипат чудил много, на это он был горазд. — согласилась старушка.

— А снеговиков оживлять не пробовал? или чучел воодушевлять? — поинтересовался Алексей Николаевич.

Старушка с неожиданным задумчивым смущением покосилась на Алексея Николаевича, подозревая, что тот может знать про Исипата чего-то такое, что она не знает.

— Дак кто только чудных делов у нас тут не пробовал вытворять. — не без хитринки сказала она. — Тут ведь заклинания надо знать, слова там какие-то — а если кто знает, так он чего только не попробует ради интереса!!

— Что за заклинания, Капитолина Егорьевна? Вы ничего не помните?..

— Дак я ещё маленькой девочкой была, когда папаша городскую бабку вызывал, чтоб она тараканов вытурила из избы — летом раньше тараканов в избе много было — и бабка нашептала каких-то слов, да только я ничего не слышала — я маленькой ещё была… что там такое шептала бу-бу-бу да бу-бу-бу … Вдруг все тараканы и пошли из избы в окошко на улицу, и стали нам кланяться, вроде прощаются с нами: прощайте, дескать, маменька с папенькой, и ребятишки прощайте, загостевались мы у вас!.. А мы тут со смеху покатились, и папенька до того разволновался, что бабку нечаянно поколотил, а та совсем трухлявенькая была — вот и обиделась. Папенька извиняться принялся, мол, от истерической болезни с малолетства страдает, а городская бабка и говорит: если захохотали, говорит, теперь с тараканами ничегошеньки не сделать!.. И сразу ушла, дверью хлопнула, а тараканы обратно в дом возвернулись. По квартиркам своим расползлись, усиками шевелят, мол, кабы не папенька, то ещё неизвестно куда бы их роковая судьба завела!.. Потом и другая бабка к нам приходила и заставляла папашу вокруг избы голышом бегать со сковородником между ног — тут уж мы еле сдерживались и не смеялись, а вот тараканы отчего-то померли. Сразу померли, даже попрощаться не сумели.

— Ну, разве это заклинание: бу-бу-бу да бу-бу-бу ? — нахмурился Алексей Николаевич.

— Маленькая я была, не помню. — как бы оправдалась старушка за невозможность угодить пытливому уму Алексея Николаевича, и тут же, поворошив в памяти, вспомнила один странный случай своей игривой молодости. — После войны как раз мужиков на всех девок не хватало, и за каждым пареньком девичьи хвосты увязывались, а тут родной братец моей подруженьки — Дарьюшки, девоньки уж очень распрекрасной — запытал её в жёны себе взять. Всем селом говорили ему, что это не по-людски и не по суду, да он упёрся: буду, говорит, с сеструхой миловаться и детей себе рожать, поскольку необъятный пыл у меня до неё имеется!..

— Так вы бы властям пожаловались. — припозднился с советом Алексей Юрьевич.

— Надо было. — согласилась старушка. — Так и надо было, да мы все глупые тогда были, и только плакали, не зная, чем помочь горю Дарьюшки, а та уж совсем извелась и вешаться собралась. Но тут проходили мимо четыре городских бабки, и видят, что Дарьюшка плачет и вообще сама как не своя, и спрашивают: что за печаль у тебя, девица? что за такое горе?.. Ну, а Дарьюшка их в дом пригласила, покушать дала — там чего насобирала с остатков — а за ужином и рассказала им всё по порядку, как родной братец над ней срам учинить хочет, а заодно и жениться. А бабки говорят: ну, говорят, не плачь и не горюй, а вот сделай из тряпочек и воска четырёх куколок, похожих на нас, на бабок городских, да рассади по четырём углам избы! как только братец твой начнёт тебя домогаться, ты делай вид, что на всё согласна, а сама до каждого угла добеги, каждой куколке монетку брось, и смотри что дальше будет!.. Сказали и ушли, а Дарьюшка быстренько за работу принялась — куколок наделала, как ей бабки сказали. Дальше братец пришёл домой пьянецкий в усмерть, и сразу домогаться стал: нукась, говорит, Дарья, хоть ты и сеструха мне закадычная, а теперь ублажай меня немедля!.. «Сейчас, братец ублажу, только серёжки сниму!» — Дарьюшка ему-то отвечает, а сама по четырём углам рыскает и четырём куколкам по денежке кидает. «Не шали девка, а ко мне залазь — я ласки от тебя хочу, хоть ты тресни!» — куражится братец, а Дарьюшка ещё шибче по углам заметалась с монетками, от куколки к куколке. «Вот как раз сейчас приду, — говорит. — братец, только башмачки сниму!» А братец-то ей: «И всё давай с себя снимай, мол, со мной тут разговор короток!» Дарьюшка всё с себя сняла, и смотрит: что тут дальше будет?.. Ну вот как раз тут все четыре куколки в четырёх углах и закуковали в один голос:

Земля под Дарьюшкой и стала разваливаться на куски, а сама Дарьюшка в ейные глубины стала проваливаться. Эти самые куклы-кукушечки так накуковали — что она ушла под землю вся целиком и без остатку. «Сестрица! — братец-то зовёт. — Как же это ты убежала, а меня одного оставила?» Рассердился, принялся ругаться да бить посуду со стола, и мебель всю в избе поломал, а вдруг смотрит: куда-то весь мир вокруг него провалился, а он один сидит на маленьком кусочке земли, а вокруг сплошная пропасть, а по четырём углам вокруг его сидят четыре куколки да кукуют. «Ку-ку, братец Исипат! пришло времечко расплат!..» Вот так сидят, пальчиками грозят и кукуют: ку-ку да ку-ку !.. До каких-таких делов они с ним докуковались — никто не знает, а милиция, когда приезжала, только рукой махнула: это, говорит, гипнотическая суггестия, идите вы все к лешему!.. А Дарьюшка так и сгинула без следа, вроде в соседнем районе её кто-то видел.

Друзья по достоинству оценили упоминание старушки про гипнотическую суггестию, а Алексей Николаевич даже прихлопнул в ладоши.

— Получается, что братца вашей злополучной подружки звали Исипатом? — вдруг заинтересовался Алексей Юрьевич. — Получается, что его также звали, как и вашего муженька?

— Получается, что точно так и звали моего муженька. — не решилась перечить старушка. — Ну дак чего только не бывает, если по прежним обычаям мерить: там Исипат и тут Исипат! На всех хватает Исипатов — оно и ладно!..

— Оно и ладно. — согласился Алексей Юрьевич. — Такова специфика эмоциональных компромиссов у сельского жителя — я её прекрасно понимаю… Как вы соображаете, Алексей Николаевич, отчего братец Исипат возбудился страстью к собственной сестре? Поступок по всем понятиям ненормален.

— Кабы мне знать того Исипата, может, я и предоставил оценку его действиям, а так у меня могут иметься лишь поверхностные суждения. — вздохнул Алексей Николаевич. — Особо одарённые отростки подчиняют себе человеческую волю, и когда человеку кажется, что он близок к долгожданному счастью — тогда они обрушивают кучу неприятностей.