Лариса Баграмова - Проза

— Он мне нравится…

Марина открыла шкаф и налила себе валерьянки.

— Лёля, — осторожно спросила она, — Ты что, хочешь сказать, что ни разу не была на свидании с мужчиной, который тебе нравится? А как же?.. — Запнулась Марина, но всё-таки промолчала.

Лёля, не поднимая головы, потрясла ею из стороны в сторону.

— Понятно, — кивнула Марина.

Потом засучила рукава и достала из-за кухонной двери веник.

— А ну пошла быстро! А то опоздаешь! — заорала она дурным голосом и шарахнула Лёлю куда пришлось, — Двигай живо! Чтобы я тебя сегодня больше не видела! И завтра! Чтобы я тебя три дня не видела! И вообще можешь дома не появляться!

Соседка, выскочившая из своей квартиры на громкие крики, наблюдала, схватившись за сердце, как Марина веником гнала зарёванную, но страшно счастливую Лёлю по лестнице на улицу.

— Господи, у этих двух истеричек каждый день что-то новенькое, — позавидовала она им и пошла досматривать сериал.

Кто-то из мудрецов писал: влечение ума порождает уважение, влечение сердца — дружбу, влечение тела — желание; и лишь единение этих трёх влечений порождает любовь.

Тело подрагивает от пульсаций в разгоряченной крови, завлекая разящим дурманом, словно бы это — любовь… Сердце тянется к единению и пониманию, и так непреодолимо-наивно хочется верить в то, что это, возможно, — любовь… Разум восхищается непознаваемым совершенством и покидает себя в безумной надежде, что может быть, это и есть любовь…

Чтобы явилась на свет она. Оттуда — из самой глубины, из недоступных ни глазу, ни разуму тайников обнажённо трепещущей души — из самых-самых её сокрыто-загадочных закоулков — из обволакивающе-горячей и нежной, сокровенно-пульсирующей её сердцевины…

И поглотила бы собою всё, унося в мир грёз и желаний — в бесконечную, единственно возможную реальность истинной и бессмертной любви — чтобы навечно оставить там, откуда уже совсем не бывает возврата…

Есть люди, у которых отсутствует любовь к себе самому. И эти люди — герои. Потому что иметь силы жить, не любя самого себя, — это подвиг. Это постоянная, непреходящая боль от осознания собственного недостоинства.

Они — обнажённые среди одетых. Закованные в броню по причине своей сверхчувствительности. Нападающие на других, чтобы осознать себя хоть немного равными. Непрерывно ищущие у Бога ответ на вопрос: за что?

Если же человек обладает ещё и высоким интеллектом, ему никогда не найти отгадку, и — это пытка, вечная пытка. Это ад на земле.

Единственное, чего они страстно хотят: чтобы их любили, но в то же время они не верят в то, что это возможно. И они занимаются «проверками», подвергают «испытаниям» всех, кто проявит к ним хоть какие-то положительные эмоции. И испытания эти таковы, что нормальному человеку пройти их не представляется возможным.

Их нельзя за это винить.

Их можно только любить. Бесконечно. Безумно!

Любить и верить, что однажды они всё же сделают шаг навстречу. Шаг к доверию, к пониманию, к принятию. Потому что у них нет другого выбора.

Конечно же, он любил её. Безусловно. Безумно.

Он бесконечно много молчал о ней, потому что о любви — лишь молчанием. Он молчал каждый день, каждую ночь. И глядя на себя по утрам в зеркало, молчал снова и снова только о ней.

Конечно же, из тысяч встреченных им женщин ни одна не смогла хотя бы слегка быть похожей на ту, которую он боготворил. Он убеждался в этом каждый раз. И обязательно убеждал в этом женщин.

Он возвращался в своём молчании к ней снова и снова, и каждый раз образ его любимой менялся, трансформируясь в нечто ещё более прекрасное и совершенное. И он удивлялся её загадочности и непознаваемости.

Конечно же, эта любовь являлась единственной и исключительной. А какой она ещё могла быть — у него?

Так и жизнь прошла. А любовь осталась. Куда она денется? Она же вечная.

Она никогда не любила взаимно. Так вышло. А может, так всегда и бывает.

Любили её — сильно, преданно, пугающе неотступно. Любила она сама — болезненно, безнадёжно, изнуряюще. Вместе не получалось.

Чужая любовь удивляла, пугала, вызывала чувство неловкости. Хотелось извиниться за причиняемые неудобства и куда-нибудь спрятаться. Иногда, хотя и редко, бывало смешно, и тогда становилось немного стыдно.

Её любовь причиняла ей страдания. Боль захлёстывала целиком и лишала привычного хода жизни. Дела не делались, отступали на второй и третий планы, время растягивалось в бесконечность и безвозвратно глотало дни. Она всегда просила, чтобы боль прошла и отпустила её. Ждала освобождения.

Всегда, но не сейчас. Что-то новое, другое было в том, что происходило с ней. Да, боль была, она посещала её, но словно сама по себе… Она не выматывала, не лишала воли и сил. Она созидала. Создавала смысл. В этой боли хотелось остаться. Быть. Купаться. Наслаждаться каждым моментом.

И на место привычного опасения, что это не пройдёт никогда, пришёл страх того, что оно может закончиться. Говорят, любовь не ведает страха. А страх её потери считается?

«Господи, не позволь этому уйти», — просила она теперь, — «Пусть сохранится, пусть останется со мной. Любой болью, любыми переживаниями. Я хочу находиться в этом. Я не хочу это терять».

Старость женщины — это преисподняя для мужчины, который живёт в нелюбви к ней. Тело любимой не стареет, оно лишь меняет свои очертания.

Если женщина плохо выглядит при муже, это означает то, что её муж никуда не годится. Менять жену при этом бессмысленно — он и другую доведёт до такого же состояния.

Когда мужчина замечает в женщине только тело, он лишает себя возможности обогатить себя познанием её души. Когда мужчина не замечает её тела, он лишает себя вообще всех возможностей.

Красотой женского тела Бог наградил мужчину, а женщину наказал тем, что эта красота не вечна.

Чтобы разгадать секреты женского тела, мужчине необходим разум. Чтобы разгадать секреты её разума, необходимо задействовать тело.

Мужчина как инструмент для управления миром женщины и мужчина как инструмент для управления миром женщиной — это один и тот же мужчина. Разные только женщины.