Лариса Баграмова - Проза

Моя команда осторожно голосует за красное… Всё, игра проиграна. Можно уходить. Но они ещё не знают об этом.

За стеной беснуется Тимур. Тима закончил «Гнесинку» по классу вокала, и его бас передаётся по всему зданию через пол. Тима, ты ещё не знаешь, что я отказалась от роли. Ради них. Ради себя. Ради тебя самого. Ради игры.

Его голос стихает. Тренер оповещает нас о том, что другая команда сделала ход на чёрное. Разумеется.

Моя команда, волнующаяся и гудящая, как улей, ещё более осторожно ставит опять на красное.

За закрытой дверью снова и снова вбивает в пол сваи тяжёлый голос Тимура. Ответные крики, звуки, похожие на грохот падающей мебели, женский визг — всё сливается в дикую какофонию. Он бьёт их?

Тренер приносит ответ: чёрное!

Ну, пусть так… Какая разница? Нужного результата всё равно уже не будет. Сам же Тимур множество раз объяснял мне эту простую истину.

Третий ход. Изумляясь происходящему, окрылённая иллюзиями, моя команда опять делает ставку на красное. Я сжимаюсь в комок. Если бы они только знали, как их сейчас будут бить! Как с самых вершин успеха им предстоит упасть в пропасть глубочайшего разочарования — разочарования в самих себе…

Вопли за стеной становятся невыносимыми. Ад, кромешный ад совсем рядом со мной…

Его бьют?! Тима! Ты ещё веришь в людей?!

Чёрное! Снова чёрное!

Меня начинает трясти. Ещё не веря в происходящее, отказываясь воспринимать действительность, я затыкаю уши и закрываю глаза.

Чёрное!

Чёрное!

Чёрное!

У меня не хватает рук, чтобы заткнуть себе рот, и я закусываю зубами плечо в лохматом свитере.

Шесть чёрных фишек!

Шесть!

Все необходимые шесть — и это несмотря на весь бред наших ответных шагов…

Тимина команда появляется из соседнего помещения. Их вид ужасен. Волочащиеся по полу мужские пиджаки, разорванные рубашки. Испуганные, дрожащие, заплаканные женщины.

Моя команда смотрит на них с потрясением.

Игра проиграна.

3

После необходимого по сценарию разноса (все слова я знаю наизусть) тренер выгоняет шокированных участников в коридор. Я подхожу к Тимуру и показываю рукой на заполненную таблицу:

— Эту игру возможно выиграть!

— Нет, — качает головой Тимур, — Только проиграть!

И оба мы неправы…

Собираясь умирать, имеет смысл беспокоиться только о жизни. Тем более если известие о неизлечимой болезни застаёт врасплох, а на руках у тебя четверо маленьких детей, которым и после твоей смерти всё так же будет нужна материнская забота. «После меня — хоть потоп», — это удел слабых и безответственных, тех, кто не желает думать о будущем близких, тех, кто не умеет любить.

В нашем обществе принято умалчивать очевидное и делать хорошую мину при плохой игре. Неизлечимым больным не сообщается о предполагаемой дате смерти, причём такой подход считается гуманным. На слуху наставления православного священника, который, не моргнув глазом, заявил врачу, что утаивание от пациента его диагноза и вероятности скорой кончины является не ложью, а всего лишь некой формой условности: «Потому что тот может впасть в уныние, в панику, может совершить что-то несовместимое со смиренной кротостью. Кроме того, больные, как правило, и сами желают обмануться».

Они могут что-то совершить! Они могут принять какое-то решение! Они могут проявить свободу воли! Общество предпочитает, чтобы умирание человека, так же, как и вся его привычная жизнь, прошло в пелене бессознательного. Поэтому и выбирает замалчивание, не преминув попутно напомнить, что уныние считается в христианстве одним из смертных грехов.

Однако обманываться желают далеко не все.

— Я умру? — спрашивает врача героиня фильма, уже догадываясь о смертельной опасности своей болезни.

— Ну, мы все умрем… Может, мне лучше поговорить с вашим мужем?

— Доктор, — кивает она в сторону ребёнка на своих руках, — У меня дома ещё трое таких. Я должна знать. Я должна подготовиться.

Что означают слова «я должна подготовиться» для этой женщины? То, что за крайне короткий оставленный ей для жизни срок она должна успеть обеспечить будущее своих четверых детей.

Героиня фильма живёт в стране, где в тот период времени существует большой недостаток женщин. После её смерти её мужу практически невозможно будет найти ей замену, и поэтому, не в силах справиться с содержанием семьи самостоятельно, он будет вынужден пристроить детей на воспитание в разные семьи. Однако она не готова к такому исходу. Она чувствует себя обязанной найти своим детям новую мать, а любимому и любящему мужу — новую жену. Причем такую, с которой он и после её смерти прожил бы счастливую и полноценную жизнь. Она чувствует себя обязанной найти себе достойную замену.

Героиня фильма поразительно практична и прямолинейна, она не тешит себя или мужа иллюзиями и ложными надеждами. Она ставит перед собой четкую цель и идёт к ней с завидным упорством и настойчивостью.

— У меня кончается время, Мартин, я чувствую это, — сообщает она супругу, побуждая его к согласию со своей идеей. И убедив его в необходимости этого шага, сама отправляется на поиски подходящей жены.

Однако найти — это ещё только часть дела. Крепкая семья — а на другой вариант развития событий героиня не согласна — создаётся упорным трудом и сохраняется только при условии взаимного влечения, уважения, взаимопонимания, учёта личных интересов, доверия и привязанности. И в течение всего фильма, превозмогая собственную душевную и физическую боль, она прилагает все возможные усилия для того, чтобы после её смерти её дети, муж и его новая жена стали настоящей семьёй.

Она учит новую подругу всему, что необходимо в хозяйстве, продумывает всё до последних мелочей, оставляет завещание и отдаёт все необходимые распоряжения. И она же становится инициатором того, чтобы будущие супруги стали близки как супруги.

— Послушай, а тебе разве не больно думать о том, что я была с ним? — спрашивает героиню её преемница.

— Больно, — отвечает ей та, — Больно. Но когда я думала, что ты можешь уйти, мне было больнее.

Теперь она может спокойно умереть. Однако в своих приготовлениях к смерти ей не удаётся учесть одну деталь: тот факт, что она может выздороветь. Когда в семье одна женщина и один мужчина, это привычно. Что делать, когда в одной семье волей сложившихся обстоятельств на одного мужчину теперь приходится сразу две женщины?

— Иди к ней, Мартин, ты её муж. А я была просто запасная жена, на всякий случай. Я думала, что может быть, это надолго, навсегда. Но видишь, не получилось. Иди, — гонит несостоявшегося мужа его несостоявшаяся жена.