Андрей Виноградов - Не ум.ru [litres]

А может быть… оно не мышиное? И вообще не дерьмо? А я уже поспешил выкинуть. Нужно было кошке в подъезде под нос сунуть и проследить за выражением морды, по ней, по морде, и вычислить. Ну отчего, с какой такой немилости все по-настоящему ценные, стоящие идеи приходят в голову с непоправимым опозданием?

Еще по соседству с носком и спорным пометом объявился – «здрасьте вам…» – бронзовый ключ от дверцы письменного стола. Давненько я запустил им в обнаглевшего таракана, да так впоследствии и не нашел. Таракан же, живехонький, объявлялся с завидной регулярностью, иногда со товарищи. Я решил, что на пломбы ключ уволокли. У старых моряков, я читал, встречались пломбы из бронзы. Старые моряки, я так понимаю, вообще бронзу любят. Старая бронза в старых моряцких ртах от рома благородно темнеет, а привкус услужливо скрадывает горечь дешевого пойла. Видно, мои тараканы какой-то век на судах коротали – закрыл я тему и даже несколько подобрел к пришельцам. Все, что связано с морем, всегда пробуждает в моей душе ностальгическое тепло. Жаль, я не химик, не то вытравил бы эту чушь из головы. Или травление – это про другое? Про втравливание в голову? Не суть. Когда вскрылась истина и ключ вновь оказался в моих руках, я такую почувствовал горечь, будто лживые тараканы издевательски меня обманули. В сердцах я щедро засыпал под шкаф, равно как и во все углы квартиры, отраву. И думал при этом не только о тараканах, но и о кошке.

Эврика! Придуман сегодняшний «воскресный поступок». Я спасу кошку. Давно намереваюсь прибить ее, заразу, но вот теперь не стану, откажусь от жестокосердного плана. Совершенно, надо сказать, неоправданное помилование, но это не мягкотелость размазни, это подвиг духа. Между нами говоря, я все одно не знаю, как ее прибить, каким образом. Ничего путного в голову не приходит. Мне только исцарапанных рук не хватает. А как по лицу когтем заедет? Эта может. Еще как может. И потом… почем мне знать, которую по счету жизнь она проживает? Может быть, совсем не последнюю. Тогда все вообще зря, а руки и лицо уже в хлам. Вопиющая несправедливость. Я об уколах в живот от бешенства. А кошке при этом хоть бы хны. Ей в живот только «Вискас». Вот и ответ на классически-литературно-поэтический вопрос: кому на Руси… Ну и так далее. Изумительно, кстати, задан. И ответы легко накладываются. Как по трафарету. В зависимости от времени и обстоятельств. Кажется, это называется конъюнктурой.

Боже мой, что бы сделал с собой Н.А. Некрасов, предположи он, что в школе я буду заучивать наизусть конъюнктурщика? Весьма вероятно, что ничего. Не поверил бы.

Гений классиков – он в предвидении, а счастье – в неведении.

Кошка пушистая, дымчатая, не очень крупная, таких еще называют сибирскими. Я не кошатник, но для таких пустяков, как знакомство с названиями одной-двух пород, быть им нужды нет, совсем не обязательно. На всякий случай оговорюсь: раньше их так называли – сибирскими, мои сведения проще простого могли устареть. Стали же одни туфли «оксфордами», другие «дерби», третьи еще чем-то там интригующе благозвучным… На прежней работе мне время от времени приходилось встречаться с приезжими из Тюмени, иркутянами, омичами. Все были как один бритыми наголо, в легких кашемировых пальто. И это в самый разгар зимы. Так что современные сибирские кошки вполне могут быть короткошерстными. Очень правдоподобное допущение.

«А эта конкретная – она… даже очень пушистая».

«Ну и что? Пережиток. Кошка – ретроградка. Перемены в стране не чует. Не желает слышать веления времени».

«Согласен. Уже за это ее следовало бы примерно проучить».

«А ведь это самая малая из ее провинностей. Есть и посерьезнее».

«О, да!»

В процессе открывания двери в квартиру, я не очень-то внимателен к своим действиям, они привычны. Что происходит вокруг меня, также мало волнует. Если только соседи нос не высунут или чужой кто на лестничной клетке покуривает. Словом, я не собран настолько, что могу даже ключ снаружи в замке забыть. Вечер за окном зачастую поздний, дома меня ждет только хомяк. К тому же я пьющий. Возможно, логичнее было бы заменить картонный коробок в основании бетонной шпалой, то есть изменить предложенную последовательность, но я вижу ее именно такой: «поздний», «хомяк», «пьющий». Иначе говоря, можно избавить себя от излишнего напряжения мысли и не гадать: когда и каким таким образом кошка оказалась в моей квартире. Никаких чудес. Никакой мистики. Прошмыгнула легким кошачьим шмыгом. А я зевнул. Не до кошки было – раздевался, разувался, в одиночку толкаясь в прихожей. Редкая для меня снисходительность, но я в самом деле нередко ценю как скупость архитектуры так и скромность ее метража, подразумевающие близость стен к телу. Особенно когда немного «штормит» и тело, принимая волну, движется вместе с ней водоизмещающим корпусом, не в силах сопротивляться стихии, до полной остановки. А до полной остановки, в силу только что приведенных причин, совсем недолго. Очень полезное, как я уже заметил, удобство.

Потом я, помню, все еще в счастливом неведении о присутствии в доме чужака, мыл руки. По одной. Надо же было чем-то опираться на умывальник. Это заняло время. Когда щелкнул выключателем и вошел в освещенную комнату, кошка уже по-хозяйски устроилась на моем рабочем столе. Она завороженно, не моргая, смотрела на хомяка. И было в этом пристальном взгляде столько кошачьего откровения, что я сделал для себя засечку на памяти: поэкспериментировать однажды с гипнозом еды. Додумывать, чего именно мне бы следовало возжелать напряжением мысли от колбасной нарезки, мне было лень. А был бы трезв, определился бы сразу: вкуса.

Вольф Мессинг из кошки был никакой, а возможно, на хомяков ничьи чары не действуют. И даже самые одаренные носители тайного дара против них бессильны. Хомяки – натуры не слишком утонченные, хоть и не простаки. Проза Уильяма Гибсона им не по мозгу, как аранжировки Кейко Мацуи – не по ушам. А вот кошачьи когти хомяков вполне могут впечатлить. Когти на них действуют. Когти – да. Чары – нет.

У людей, к примеру, всё не так. У нас всё в обратной последовательности: сперва чары, когти потом. Особенно если речь о браке, карьере или вербовке. Однажды моя бабуля заметила, протирая слабовидящими глазами экран со шпионским боевиком:

– И чего это они все по зиме вербуют, когда Вербное воскресенье весной?

Хомяк быстро-быстро уминал за обе щеки высокомерно «неоприходованную» в течение дня еду. Опасался, бедняга, что кошка явилась за провиантом. Правильно опасался, однако незначительно заблуждался в пустяковых нюансах, оттенках, то есть кошачьих вкусовых предпочтениях. Меня кошка и взглядом не удостоила, лишь дрогнула хвостом коротко и нервно. Это все, на что я, с ее точки зрения, вправе был рассчитывать. В своем собственном доме!