Ольга Птицева - Тожесть. Сборник рассказов

Наконец, Инга замолчала. Бросила один долгий взгляд, в котором подвела итог этой глупой встречи, снова улыбнулась, так змея улыбается мышке, которую почти задушила.

— Я рада, что мы встретились, — процедила она. — Мы изучим резюме еще раз и обязательно свяжемся. Нам часто нужны внештатники…

Ага, за две копейки подтирать дурацкие опечатки, исправлять тупые ошибки, а потом видеть под переписанной статьей чужое имя.

— Договорились.

Принесли счет, Инга повелительно накрыла его рукой.

— Рабочая встреча, платит редакция.

На выходе она расцеловалась с владельцем, вышедшим их проводить. Соня не удостоилась и взгляда. И не нужно было, ее цветастое платье мало что не скрипело синтетикой от стыда, сворачиваясь в катышки прямо на глазах.

Они разошлись, обменявшись рукопожатиями. Инга к парковке, Соня к метро. Можно было поехать в офис, но видеть его обшарпанное нутро сейчас означало подписаться на долгую и безнадежную тоску. Лучше, домой. Вылизать брикет мороженого и уснуть, липкой и несчастной.

Снова метро, снова скрипучий эскалатор, душный вагон, потные тела, осторожно, двери закрываются, следующая остановка — Адово Пекло, будьте внимательны. Но между Соней и всем, творящимся кругом, словно образовалась непробиваемая прозрачная стенка — чуть бликует, немного глушит, давит и нависает, не улизнуть. Соня смотрела на пассажиров — худая тетка в спортивном костюме зло косится на толстенную девочку лет тринадцати, то ли осуждает, то ли завидует ее пакету из KFC, парочка что-то обсуждает, склонившись над телефоном, лучше бы за поручни держались, старушка пересчитывает монетки из тряпичного кошелька, еще одна тетка, замотанная до нельзя, бледная, синюшная даже, читает романчик в цветастой обложке. Люди-люди-люди. А Соня отдельно, в той же духоте, но немного поодаль. И глупая надежда, что она-то не такая бессмысленная как они, тихонько плавится от жары и разочарования.

На Комсомольской станции Соня вышла. Поднялась наверх. Быстрым шагом мимо пьянчуг и попрошаек, мимо пышущей жаром вареной кукурузы, палаток с перемерзшим мороженым. Быстрее-быстрее на платформу, спрятаться под тентом, выдохнуть, застыть.

Телефон слепо дернулся в кармане, завибрировал, предвещая новые неприятности.

— Да?

Раздался обиженный голос мамы.

— Они развалились.

— Кто?

— Драники.

Да Боже ж ты мой.

— Ты сок сливала?

— Да.

Ближайшая электричка отходила с третьего пути, Соня выскочила на платформу и зашагала по солнцепеку, лавируя между людьми.

— И яйцо добавляла?

— Да.

Отвечала мама сухо, тон был отстраненный, будто не драники у нее развалились, а вся жизнь повернула куда-то вкривь да вкось.

— Два?

Поток пассажиров из одного большого разделялся на два маленьких, Соня было остановилась, чтобы посмотреть, куда ей сворачивать, но на нее тут же налетели, обругали, толкнули вперед, и она покорно двинулась дальше, смутно припоминая, что третий путь — это налево.

— А нужно было два?

— Да, мам, нужно два.

Вагон оказался полупустым, но очень душным. Заблокированные окна намекали на кондиционер, но тот и не собирался включаться. Соня прошла к окошку, села и медленно выдохнула. Противная юбка тут же смялась, прилипла к ногам.

— Ты не говорила, что два! — не унималась мама.

— Господи, мам, тебе что пять лет? Слей сок, добавь два яйца, если жидко, бахни крахмала побольше. Это же элементарно, мам. Меня только что размазали по витрине чертовой кафешки, как кусок дерьма. Я ничтожество, потное и уставшее. Я пустое место. А ты мне про драники, мам. Про сраные дарники! — хотела сказать Соня, но сказала лишь. — Я приду вечером и пожарю, не расстраивайся.

И повесила трубку.

Электричка дернулась, медленно покатилась от перрона. Телефон хранил в себе три пропущенных от Володьки. И сообщения в каждом мессенджере, где они когда-то перекидывались смешными картиночками и планами на выходные. Вот тебе кот, застрявший в коробке. Ха! Вот тебе енот на задних лапках. Ха! Пойдем в субботу в театр? Нет, давай закажем пиццу и не вылезем из постели до вечера. А вечером в театр? А вечером в театр.

Что ему нужно, громкому этому, смешному и быстрому, как молодой джек-рассел-терьер? Забрать чехол от ноутбука? Номер их общего знакомого? Адрес той кофейни в Питере, где они ели божественные миндальные корзиночки с вишней? Чего он хочет? Попросить денег в займы? Или укрытие на старой отцовской даче от коллектора? А может, позвать ее замуж? Вот так. Сходу. Без извинений, просто зачеркнув все, что они успели друг другу высказать с горяча. Ладно, пусть не замуж. Просто встретиться. Поехать в Питер за миндальной корзиночкой. Или на старую отцовскую дачу, ловить мелкую рыбешку в Клязьме, жечь костер, жарить на нем кусочки хлеба, целоваться вымазанными в саже губами.

Пальцы почти не дрожали, когда Соня разблокировала телефон и ткнула в первую иконку мессенджера с красной единичкой в углу.

«Привет, Сонь. Срочно нужно десять тысяч до конца месяца, не выручишь?»

Надо же, угадала.

Пальцы совсем не дрожали, пока Соня методично добавляла Тихонова в черный список. Везде, где они когда-то перекидывались смешными картиночками. И планами на выходные, которые, впрочем, всегда были за ее счет.

Электричка покачивалась, то тормозя, то ускоряясь. Рядом уселся пожилой дядечка, широко расставил ноги, распахнул газету, и прикрыл Соню от лишних взглядов. Она быстро вытерла две мокрые полоски на щеках, достала пудру, поправила тон, даже губы подкрасила зачем-то. Будто сегодня ее ожидало что-то еще, кроме папиного пальто и маминых драников.

Пальто!

Адрес химчистки нашелся не сразу, подключенный к вагонному интернету телефон долго мерцал загрузкой, потом нехотя поделился номером. Ехать от станции и правда было далеко. Времени работы на сайте не оказалось. Пришлось звонить. Раз гудок, два.

— Химчистка «Сударь», говорите, — прошелестело на том конце несуществующего провода.

— Подскажите, вы до которого часа сегодня?

— Уже закрылись.

Соня глянула на часы.

— Как?

— Короткий день. Вообще-то пятница сегодня.

— А завтра вы работаете?

— Нет. А в понедельник у нас учет.

И снова гудки. Раз. Два. Три. Это пенни начали капать на папин счет. Соня нажала отбой и прислонилась лбом к окну. Стекло успело нагреться и запотеть от коллективного дыхания. Хотелось спать. Еще хотелось сдохнуть, но это чувство было скорее перманентным. Эдаким фоновым шумом. Постоянным насморком. Хронической мигренью.

У вас тревожность? Вы быстро устаете? Ничто не радует? Мир кажется присыпанным пылью? Кругом одни мудаки и уроды? Люди используют вас по первой необходимости, ничуть не ценят ваших усилий, а после сдают в утиль? Поздравляем, ваш поезд прибыл на станцую «Взрослая жизнь», просьба покинуть вагон.