Ольга Птицева - Тожесть. Сборник рассказов

Сонь, ты совсем крышей съехала, да? Ты куда делась вообще? Что за фокусы? Я пишу тебе пятый день везде, где можно. Я тебе звонил раз двести уже! Это что вообще? Это нормально? Ты чего добиваешься, чтобы я матери твоей сумасшедшей позвонил? Чтобы я к брату твоему нагрянул? Отца разыскал? Хочешь, чтобы я опять вляпался в них, как в дерьмо? Идиотом меня выставить перед ними хочешь?

Какие на хер письма, Сонь? Если ты решила от меня свалить, найди в себе смелость сказать это лично. Не разводи тут комедию дурацкую. Поняла? Позвони и скажи мне, что все, сваливаешь. И вали. Думаешь, я тебя держать буду, а? Думаешь, ты мне так нужна? После всего этого говна, что я выхлебал с тобой, из-за тебя, вместо тебя? Ты вообще понимаешь, что творишь? Взять и уйти! Сколько мы вместе, Соня? Я подсчитал, восемь сука лет. Восемь! Это с какого получается? С 2010? И ты просто собрала вещи.

Хотя, в который раз, Сонь? Тебе не кажется, что этот театр уже воняет нафталином? Ты либо уходишь, либо нет. Ты либо берешь на себя эту ответственность, либо остаешься малолетней дурой, которой проще умолчать обо всем. И снова стать жертвой.

Из тебя выходит прекрасная жертва. Ты умеешь в это дерьмо. Плакать в ванной с выключенным светом. Драматически курить в распахнутое окно, когда на дворе декабрь и минус двадцать. Молчать по неделям, источать обиженный яд месяцами. Ты все это умеешь. Ты умеешь превращать нашу жизнь в филиал ада, если этому где-то учат, то учишь ты.

Я даже могу вспомнить, когда мы начали в это превращаться. Нет, не тогда, когда ты подумала. Тогда уже ничего нельзя было исправить. Все случилось раньше. Когда ты стала засыпать, не дождавшись меня с работы. Я приходил, а ты уже спала. Мне было по херу, что дома нечего жрать. Что повсюду разбросаны твои шмотки, все эти баночки, книжечки, обертки и бирки. Но поговорить, Сонь, мне же поговорить было не с кем. Я возвращался с проекта, во мне столько бурлило, столько мыслей, столько надежд. Я ехал домой и думал, что лопну, если не вывалю это все на тебя с порога. А ты уже спала.

Сколько было? Одиннадцать? Двенадцать? Ты можешь не спать до утра, и потом весь день не спать, и снова тусоваться до утра. А тут ты засыпала. Я не поверю, что от усталости. Нет, от тотального не интереса ко всему, что со мной происходило. Но ладно со мной, но с тобой, Сонь! Я не знаю, что происходит с тобой. Но хочу знать, только ты растворяешься. Спишь, когда я приезжаю. Спишь, когда уезжаю. Не пишешь мне днем, не звонишь вечером. Молчишь на мои звонки. Ты всегда вне моей зоны.

Черт. Прямо вижу, как ты поджимаешь губы, отводишь глаза и закрываешься. Я опять тебя обвиняю, да? Демонизирую. Делаю самой плохой. Ты же так любишь кричать об этом, мол, если я такая плохая, то брось меня. Брось меня муравей. Ты постоянно об этом кричишь. Стоит просто спросить — что не так. Что опять не так, Соня? В чем я, мать твою, опять виноват?

Кстати, про мать. Ты рассказала ей, что потратила все деньги за семестр брошенного университета на новый телефон? Он ведь так тебе нужен. Ты же всегда на связи. Со всеми, кроме меня. Ты вообще рассказала ей, что бросила учебу? А почему бросила, рассказала? Или в этом снова виноват только я?

Ты вообще умеешь винить хоть в чем-то себя? В любой твоей проблеме есть только один виновник — я. Твой проект отклонили, значит, это я всех подговорил. Ты не успела сдать документы на визу? Ну так я же тебе не напомнил. Просрочила выплату по кредитке? Это я сказал тебя ее взять. Даже твой сраный фикус засыхает по моей вине. Только хрен там. Я теперь его поливаю. Если хочешь от него избавиться, сама тащи на помойку. Я тебе не помощник. Я давно уже не нужен тебе. Ни для того, чтобы помогать, ни для того, чтобы мешать. Ты сама отлично со всем справляешься.

Я все пытаюсь понять, почему так вышло? Как мы не заметили, что становимся такими? Ломаемся? Крошимся? Что за гребанный червь завелся в голове, заставляя ненавидеть друг друга 24/7? И снова ты скажешь, что я знаю ответы. А если хорошенько подумаю, то и дату вспомню. Но нет же, не там. Не так.

Помнишь, мы поехали в Питер? Тряслись в ночном купе. И ты все ныла, что не можешь больше, что сто раз прокляла уже эту мудацкую поездку. И продолжала ныть, когда мы приехали. Разоралась на меня по среди Невского. Вернулась в отель. Когда я пришел через два часа, ты уже спала. Утром мы уехали домой, отменили планы. И не разговаривали дней десять, кажется.

А помнишь, как мы добирались к морю на автобусе? Давно, в году двенадцатом. Сутки ехали. Сидя. Без кондея. В плюс тридцать пять. Я не видел тебя счастливее, чем тогда. Ты хохотала, обмахивалась журналом, дула мне в шею, было щекотно. На остановках мы покупали у старух персики, кусали их бока, сок лился по рукам, мы забыли салфетки дома, ты слизывала липкие дорожки и хохотала еще громче.

Так в чем же разница, Сонь? Ни в комфорте, ни во времени, ни в месте. В нас. В тебе. Потому что я все такой же. Дубокожий, как ты говоришь. Самодурный. Тупой. Ничтожный. Пустой. Не-да-ле-кий мудак. Тупица. И «этот» еще. Так ты называешь меня в переписках со своими подружками? С Катькой? С кем-то еще?

Меня тошнит от мысли, что кому-то ты говоришь о нас. Что-нибудь, типа, он меня достал. Он меня не слышит. Он ни о чем. Мы давно чужие. Нас нет. Нас не было. Я уже одна, просто еще с ним. Ну вот эти все штуки, что говорят в таких случаях. Меня тошнит, что-то кто-то теперь ближе тебе, чем я. Что кто-то знает о тебе больше. Что кто-то стал тебе ближе, важнее, нужнее меня. Но я бы смог это пережить, Сонь, если бы ты сказала честно.

Дождалась меня вечером. Поднялась бы с постели. С этой своей норы. И сказала — ты — ничтожество, Жек. Я ухожу. Я так решила. Короче, тот самый бред, что настрочила мне. Только словами, а не долбанным письмом, набранном на брошенном среди тряпья ноуте, который я тебе подарил. Ты же не взяла ничего моего. Черт. Как же театрально звучит. Как же это пусто. Ты сама стала пустой, Соня. Ты полая. Ты гулкая. Ты себя потеряла.

Ты лежишь в своей норе и жалеешь себя. Ты вообще пыталась посмотреть со стороны? Все эти пыльные футболки, мешковатые свитерки, штаны не по размеру. Когда ты влезла в них? Почему так и не вылезла? Ты же прячешься, я понимаю это. От всех — от них, от нас, от себя, от меня. Если тебе нужна помощь, попроси! Если тебе нужен воздух, выйди на него. Но не сиди сутками в четырех стенах, сделай уже хоть что-нибудь.

И не смей прятаться за ТЕМ днем. Ты лелеешь его, как любимую мозоль. Ты тупо боишься излечиться от той боли, потому что она дает тебе право ничего не делать, ничего не менять, только жалеть, обвинять и прятаться. В конце концов, мне тоже больно. Меня это тоже касается. Но ты забыла про это. Ты легко забываешь все, что не вписывается в твою стратегию ничего-не-меня-ния. Долбанного пассивного разложения.