Ирина Зорина - Сухих соцветий горький аромат

«Видишь, как хорошо, что ты не встречалась с мальчиками до окончания школы, — неожиданно говорит мама, — не забивала себе голову этой глупой любовью, а отдавала все силы учёбе. Вот уже и первый курс позади. Разве ты добилась бы такого успеха, если бы в голове были мальчишки, танцы и прочая дребедень? Да ни за что в жизни!» — отвечает она на свой же вопрос и смотрит на меня так открыто, искренне беззаботно, а у меня внутри всё сжимается от боли и стыда. Она не догадывается, как изранено моё сердце, не догадывается, что от одной лишь мысли оно начинает кровоточить. И при всём этом я чувствую вину за то, что ослушалась родителей, вину, которую мне пришлось искупать невероятными усилиями. Она не догадывается о том, чего мне стоило добиться такого успеха, как я боялась неудачи и позора. Она никогда не догадается, никогда не поймёт.

И снова плёнка воспоминаний отматывается назад. Я совсем ребёнок, мне семь лет. Я играю в куклы в родительской спальне и решаю сделать им дом в шкафу. Открываю шкаф и вытаскиваю несколько тонких пледов. На дне полки я обнаруживаю тёмный пакет. Мне становится нестерпимо любопытно. Я его разматываю. Это цветные порнографические картинки, видимо, принадлежащие отцу. Меня охватывает какое-то незнакомое волнение, вдруг становится жарко, мои щёки пылают. Я изучаю одну картинку за другой, пока не пересматриваю почти все. Неожиданно в комнату входит мама. Держа в руках картинки, я поднимаю на неё глаза, и меня вдруг пронзает чувство стыда, хоть я и не понимаю, за что мне стыдно. Мама подскакивает ко мне, выхватывает картинки из моих рук и больно ударяет меня по щекам. Я падаю на пол, хватаюсь руками за лицо и громко плачу. Мать выходит из комнаты, так и не сказав мне ни слова, на ходу сминая злосчастные бесстыдные картинки. Я долго лежу на полу и рыдаю, прижимая ладонь к пылающей щеке.

Воспоминание заканчивалось, за ним следовало новое. Картинки детства ярко вспыхивали в сознании и снова гасли. Пришедшее понимание того, что со мной сделали, вскрыло нарыв, из которого полились слёзы пережитого отчаяния, страха, обиды. Я рыдала, оплакивала свою жизнь, жизнь, которая мне не принадлежала, жизнь, которую у меня украли. Я плакала до тех пор, пока боль не стала слабеть и я не почувствовала облегчение.

Машина остановилась, и водитель вкрадчиво, словно боясь меня потревожить, сообщил о стоимости поездки. Я шумно высморкалась, вытерла нос, достала из сумочки кошелёк, расплатилась и вышла из машины. Свежий сладковатый воздух с силой ударил мне в лёгкие. Я вдохнула глубоко, с наслаждением. Что-то тяжёлое, гнетущее вдруг исчезло, и это новое ощущение понравилось мне. Я взглянула на часы, без семи минут три. В пять я должна быть у Марка. Я поднялась в свою квартиру, щёлкнула замком. Неожиданно зазвонил телефон. Это был Марк.

— Алло? — встревоженно-вопросительно проговорила я в трубку.

— Привет, — весело отозвался Марк. — Чего такая напряжённая?

— Да ничего, просто подумала, вдруг что-то случилось. Я не ждала твоего звонка.

— Ты бываешь такой подозрительной, просто жуть. Расслабься, я только хотел узнать, остаётся ли в силе наш уговор. Не передумала?

— Нет, конечно, сейчас буду собираться.

— В четыре я заеду за тобой.

— Заедешь? — я растерялась. — На чём?

— К подозрительности добавилось любопытство, — я услышала отрывистый смех Марка, — потерпи, увидишь, — тут он положил трубку, даже не попрощавшись.

Я стояла, тупо глядя на телефон и бессмысленно вертя его в руках. Потом, наконец, выйдя из оцепенения, пожала плечами и положила его на тумбочку. «Тайны-тайны», — подумала я и посмотрела на своё отражение в зеркале. На меня смотрело усталое лицо с припухшими покрасневшими веками и следами растёртой косметики.

— С этим срочно нужно что-то делать, незамедлительно, — сказала я себе.

Час пролетел как одна секунда, я еле успела привести себя в порядок. Около четырёх часов, быстро надев довольно скромное белое шифоновое платье, которое доходило мне до колен, отражением я осталась довольна. От припухлости и красноты не осталось и следа. На фарфорово-белой коже щёк играл румянец. Тонкую шею украшал кулон с крупным голубоватым топазом на витой серебряной цепочке — подарок родителей на прошлый день рождения, а в волосах искрился мой любимый гребень в форме павлина, распустившего хвост, сплошь усыпанный мелкими фианитами.

Решив не ждать Марка в душной квартире, я спустилась вниз и вышла на улицу. Жара понемногу начала спадать, но воздух всё ещё давил нестерпимо горячей тяжестью. Палящие солнечные лучи обжигали кожу, заставляя искать глазами спасительную тень. В нескольких метрах от меня росло четыре высоких тополя с густыми раскидистыми кронами. Подойдя к одному из них и скрывшись в прохладной тени косматых ветвей, я коснулась ладонью серой шероховатой коры. Она была сухой и приятно тёплой, мои пальцы ощутили мелкие колкие отслоившиеся чешуйки, которые сразу прилипали к коже. Тревожные мысли перестали беспокоить мой взбудораженный предстоящей встречей мозг, я будто отстранилась от них и успокоилась. Я повернулась к дереву спиной, прижалась к грубой коре и закрыла глаза. На ладони всё ещё ощущались мелкие чешуйки, которые я медленно ощупывала пальцами, подобно слепому, впервые соприкоснувшемуся с незнакомым предметом.

Невдалеке послышался гул мотора. Я открыла глаза. Через несколько секунд во двор въехал белый «Ситроен» и покатил к ближайшей парковке. Я снова закрыла глаза и глубоко вдохнула.

«Неудобные туфли, нужно было надеть другие, — подумала я. — Неужели я раньше не замечала, что они мне так сильно жмут?»

Через несколько минут моего плеча кто-то коснулся. Я вздрогнула и открыла глаза. Рядом стоял Марк. В его светлых, почти бесцветных глазах светилась какая-то необычная радость. Он обнажил белоснежные зубы в задорной улыбке:

— Не утерпела?

— Ты о чём? — улыбнулась я, заражаясь его весёлостью.

— Так хотела поскорее меня увидеть, что выскочила на улицу? — еле сдерживая смех, сказал Марк.

Я рассмеялась и ничего не ответила.

— Признай, ты соскучилась по мне? — не унимался он.

— Соскучилась, — проговорила я.

Он приблизился ко мне, в груди гулко застучало сердце. Наклонившись к самым моим губам, Марк долго смотрел мне в глаза. Я закрыла их, ожидая поцелуя, но тут он повернулся к моему уху:

— Пойдём, хочу показать тебе кое-что.

Я смутилась и растерялась.

— Ты так мило смущаешься, — сказал Марк и коснулся моего подбородка. — Извини меня, не смог удержаться и не поиграть с тобой. Обещаю, больше это не повторится.

— Ты такой несносный! — вспыхнула я и толкнула его в плечо. — Я не таким тебя представляла… Ты раньше был другим.