Ирина Зорина - Сухих соцветий горький аромат

— Пойдём и мы на улицу, а?

— В такой мороз? — Марк повернулся и удивлённо посмотрел на меня через очки.

— Ой, ты такой смешной в очках, — я прыснула со смеху, — извини, всё никак не могу привыкнуть, что ты их носишь.

— Я тебе припомню этот смех, — он шутливо погрозил пальцем. — Так ты серьёзно, насчёт прогулки?

— Нет, — засмеялась я, — просто хотела увидеть твою реакцию. В такой мороз меня на улицу калачом не заманишь.

— Меня тоже, ненавижу холод, — буркнул Марк и снова уставился в монитор.

— А знаешь, Инга в последнее время выглядит совсем плохо. Ты извини, что отвлекаю.

— Мне как-то не особо интересно, что там с Ингой происходит, — не поворачиваясь, ответил Марк и несколько раз щёлкнул мышкой, — не понимаю, почему это интересно тебе, после всего, что она сделала.

— Я с ней работаю.

— И что? — Марк резко повернулся. — Она такая сволочь. Я бы на твоём месте с ней вообще не общался.

— Между прочим, благодаря её усилиям мы вместе.

— Мы вместе, потому что иначе не могло быть. Разве нет?

— Ну… я не была бы столь категорична.

— Только не говори, что до сих пор вздыхаешь по Саше.

— Конечно, нет, — ответила я и опустила глаза. — А почему ты так ненавидишь Ингу? Лично тебе она ничего плохого не сделала, к тому же в прошлом вас связывали хоть и недолгие, но отношения.

— При чём здесь отношения? — раздражённо отозвался Марк. — Это было ужасно давно. И я вовсе её не ненавижу, я её презираю.

Я смотрела на Марка, и вдруг внутри меня возник вопрос, я пыталась отбросить его, но он всё рвался наружу, жёг мне горло и крутился на языке. Какое-то ущемлённое чувство собственничества и одновременно женское любопытство подталкивали меня к действию.

— Марк, я ведь у тебя не первая?

— Что ты имеешь в виду?

— За эти восемь лет у тебя ведь были девушки? Ты говорил, что встречался с кем-то.

— Да. Я никогда это от тебя не скрывал.

— Ты же с ними не просто по парку гулял?

— Зачем ты об этом спрашиваешь, Аня? К чему эти вопросы?

— Мне просто любопытно, — в ожидании ответа моё сердце вдруг сжалось. Я задавала вопрос, делала вид, словно ответ будет для меня сюрпризом, но на самом деле знала его наперёд. В глубине души я понимала, что спрашиваю лишь для того, чтобы причинить себе боль, наказать за счастье, которому так безрассудно предавалась все эти месяцы.

— Я уже говорил тебе, что всегда любил только тебя одну, но никогда не утверждал, что все эти годы был монахом.

Укол пришёлся в самое сердце. Откуда-то изнутри поднялась жгучая злость, и теперь я уже не могла остановиться. Меня словно подстрекал неугомонный демон, он безжалостно толкал меня к краю и побуждал прыгнуть.

— И с Ингой?

— Господи, неужели ты не уймёшься? — разозлился Марк.

— Ответь мне.

— Ты правда хочешь это услышать?

— Хочу.

— Да.

Я замолчала и оторопело уставилась на него. Мне захотелось сделать ему больно, оскорбить, отомстить за причинённые страдания. Я язвительно усмехнулась и сказала:

— Выходит, ты просто использовал всех этих девушек. Они, возможно, испытывали чувства, а ты удовлетворял потребность. И после этого ты говоришь, что презираешь Ингу. Знаешь, ей тоже есть за что тебя презирать.

Марк мгновенно побагровел, вскочил с места и отшвырнул стул в сторону. Я вздрогнула от испуга, прижала кружку с кофе к груди и инстинктивно сжалась.

— В чём ты меня обвиняешь? В том, что я человек? Они тоже этого хотели не меньше меня, а испытывал я при этом чувства или нет, их не касается. Что, ты ожидала, что я буду вечно ждать тебя и лить слёзы? Я тоже хотел наладить жизнь, я хотел жить.

— Просто я наивно полагала, что любовь больше похоти.

— Твоя любовь к Саше тоже не выдержала… как ты сказала? Похоти, которую ты испытывала ко мне.

Моё сердце словно разрезали надвое. Я побледнела и обеими руками сжала кружку так сильно, что в пальцах захрустели суставы.

— Это было жестоко, — проговорила я пересохшими губами.

— Ты начала этот разговор, не я.

— Я сожалею об этом.

Марк сел в кресло, снял очки, закрыл глаза и сжал лоб пальцами.

— Прости, это было сказано сгоряча.

— Зато от чистого сердца.

— Давай забудем этот разговор.

— Думаешь, это возможно?

— Надеюсь.

Тёплый летний вечер. Косые солнечные лучи мягко ложатся на землю, разливаясь по траве каштаново-золотистыми бликами. Над головой умиротворяюще шелестят листья. Мы идём по тихой безлюдной улице какого-то незнакомого города. С обеих сторон улица обсажена высокими пирамидальными тополями. Они тянут свои узкие, вытянутые вверх кроны к заходящему солнцу. Лёгкий ветер дружески треплет их по макушке, то и дело переворачивая блестящие тёмно-зелёные листья на внутреннюю сторону, обнажая нежную белёсую пластину. На выщербленном, потрескавшемся асфальте копошатся и чирикают стайки неугомонных воробьёв. Они подлетают прямо к нашим ногам, поднимают вверх свои маленькие головки в атласных коричневых шапочках, с любопытством смотрят нам в глаза, а затем с неожиданной ловкостью взмывают к ветвям и прячутся в густой листве. Мы смеёмся, ищем их глазами и идём дальше. Под тонкой подошвой лёгких туфель ощущаются мелкие камни. Один из них попадает внутрь. Я опираюсь на шершавый ствол тополя, снимаю туфлю, вытряхиваю камень, поднимаю голову и вглядываюсь в светло-оливковую кору. Она кажется такой тёплой, что я прижимаю к ней ладонь, чтобы проверить так ли это. Откуда-то сверху мне на голову падает лист. Я вскидываю голову и вижу, как сквозь ветви сочится медовое солнце, оно заливает моё лицо духмяным, мягким теплом, и мне становится по-детски отрадно.

Возле большого, но уже, по всей видимости, давно заброшенного кирпичного дома с заколоченными неотёсанными досками окнами и высоким полуразвалившимся крыльцом Саша берт меня за руку. Я смотрю на него, он улыбается.

— Знаешь, как я счастлив?

— Нет, — смеюсь я и игриво мотаю головой.

— А вот как, — он подхватывает меня на руки и долго кружит, затем ставит на землю, мы смотрим друг на друга, в наших глазах отражается небо и мелкозубчатая тополиная листва. Я целую его в губы.

— Ты только мой, — шепчу я ему, — всегда будешь моим.

— Всегда.

Я снова целую его и улыбаюсь.

— А помнишь, как мы поехали в лес за грибами и чуть не заблудились.

— Да, — смеётся он, — ты тогда ужасно напугалась.

— Неправда, мы вдвоём были страшно напуганы.

— Нет-нет, я держался молодцом, — Саша улыбается своей такой знакомой беззастенчиво открытой улыбкой.

— Так и быть, напугана была только я. Помнишь, ты тогда пошутил, сказав, что нужно было бросать крошки, чтобы вернуться.

— Помню. А помнишь, ты предложила попрощаться на случай, если на нас нападёт дикий зверь, и мы не успеем сказать друг другу самого важного.