Ирина Зорина - Сухих соцветий горький аромат

— Садись, не стой, — пренебрежительно бросила моя начальница, не глядя на меня, села за стол и, достав из шуфлядки стола какие-то бумаги, принялась шумно их перелистывать, явно создавая лишь видимость работы.

Я присела на стул возле стены, который оказался крайне неудобным: его спинка состояла из двух параллельно расположенных относительно друг друга выгнутых реек, они больно упирались в позвоночник своими краями, из-за чего доставляли больше неудобств, чем комфорта. Я приосанилась, стараясь произвести впечатление уверенной в себе личности, что, как мне казалось, в сложившейся ситуации было более чем оправдано.

— Что-то твоя коллега не торопится, — не отрывая взгляда от бумаг, проговорила начальница, — боюсь, мы с ней не поладим.

— А разве я у вас не единственный интерн? Мне говорили…

— Говорили, говорили, — раздраженно и нетерпеливо перебила меня заведующая, — мне тоже много чего говорили, да в итоге сделали всё с точностью наоборот.

Я не осмелилась задавать ещё какие-либо вопросы, но в душе обрадовалась, что буду не одна. Вдруг дверь распахнулась, и в кабинет вошёл главврач, за ним следовала высокая худенькая девушка с длинными каштановыми волосами, возле самых висков завивающимися в мелкие кудряшки. Моё сердце ёкнуло, горло сжалось, и я судорожно несколько раз вдохнула воздух. К моему изумлению и глубокой досаде, девушка оказалась Ингой.

— Здравствуйте, Ольга Геннадьевна. Очень рада, что именно вы будете моим руководителем, — уверенно проговорила она и протянула руку заведующей.

Та презрительно фыркнула ей в лицо и руки не подала.

— Научись вначале приходить вовремя, иначе с ночных дежурств вылезать не будешь, — грубо отрезала она.

Но Инга не смутилась, опустила руку и, всё так же прямо глядя в глаза заведующей, сказала:

— Извините, больше этого не повторится.

— Ольга Геннадьевна, будьте снисходительнее к девочкам, им для начала нужно освоиться, — вмешался главврач, — и зайдите ко мне после обхода.

— Да-да, конечно, Евгений Петрович, — уже каким-то лебезящим, виноватым тоном проговорила заведующая, но как только главврач вышел, сразу вернулась к своему обычному стервозному состоянию. — Итак, раз все в сборе, приступим к знакомству. Я, как вы уже знаете, Ольга Геннадьевна, заведующая терапевтическим отделением и ваш руководитель интернатуры. Вы должны беспрекословно исполнять всё, что я вам говорю, не лезть, куда я вам не говорю и главное — никакой самодеятельности. Сейчас вы пойдёте вместе со мной на обход. Ваша задача молчать, слушать, смотреть и запоминать. Всё ясно?

Мы кивнули.

— Превосходно! Тогда не будем терять времени, — она распахнула дверь и, гордо задрав подбородок, бодрой походкой вышла в коридор. Мы засеменили следом.

Обход напоминал экзекуцию, но, к счастью, длился недолго. Входя в палату, заведующая сразу представляла нас пациентам, при этом презрительно фыркала или ухмылялась, а на протяжении всего осмотра часто бросала в наш адрес недвусмысленные уничижительные фразы. Мне было неприятно, а иногда и обидно, но это глумливое представление и неумелые подтрунивания были не в состоянии сломить моего ещё не перегоревшего энтузиазма, который так присущ молодым врачам, полным надежд и гуманистических устремлений. Я хотела всё знать, всё мне было интересно, всё увлекало, а потому я старалась не обращать внимания на незаслуженные обвинения и пропускала их мимо ушей. Инга, напротив, явно была сильно оскорблена, хоть и старалась придать своему лицу смиренный, почти отрешённый вид. Она стискивала зубы и улыбалась, но кулаки её то и дело воинственно сжимались, а глаза метали раскалённые молнии.

После обхода, получив по увесистой стопке историй болезни, с которыми нам необходимо было ознакомиться до следующего дня, мы отправились в ординаторскую.

— Какая мерзкая, уродливая стерва! — Негодовала Инга в ординаторской. — Да как она смеет подобным образом изгаляться над интернами! Я это так не оставлю! Я буду жаловаться!

Я стояла и тупо смотрела на мечущуюся из стороны в сторону, бросающую яростные взгляды на дверь Ингу и не могла поверить, что мне придётся работать с ней бок о бок, по крайней мере, год. Для меня она была воплощением бесчестности и подлости, я зареклась больше никогда не иметь с ней дела, а теперь из-за некой насмешки судьбы, помимо собственной воли была с ней в одной связке.

— Как ты здесь оказалась? — спросила я. — Ты преследуешь меня?

— Что за глупость?! — вскипела Инга. — Больно ты мне нужна!

Она немного успокоилась, взглянула на меня и вновь отвела глаза:

— Поверь, на этот раз я здесь ни при чём. Сама не знаю, как это вышло. Две недели назад мне позвонили из университета и сказали, что интернатуру я буду проходить здесь, а не в десятой больнице. Попросили приехать и забрать переделанное направление. Клянусь тебе, я хотела этого не больше тебя.

Я села на диван и уставилась в стену. Мысли будто испарились, голова была тяжёлой и при этом совершенно пустой.

— Как Марк? — словно ни в чём не бывало, спросила Инга, но в голосе её что-то дрогнуло.

— Отлично, — машинально ответила я.

— Значит, вы вместе. Я так и думала. Быстро же ты Сашу забыла.

Имя Саши больно резануло по сердцу.

— Иди к чёрту, — я встала с дивана, медленно вышла из ординаторской и, побрела по длинному больничному коридору.

Придя вечером домой, я, не раздеваясь, прошла на кухню, достала из шкафчика маленькую бутылку коньяка, принесённую кем-то из подруг на новоселье и так и не начатую, отвернула крышку, налила четверть стакана и выпила залпом. От горечи на глазах у меня выступили слёзы, и перехватило дыхание. Я закрутила крышку, упала на диван и закрыла глаза. Раздался звонок в дверь.

«Да что за день такой?! — злилась я. — Кого там ещё принесло?»

Я открыта дверь. На пороге стоял Марк с огромным букетом бордово-алых роз.

— Хотел сделать сюрприз, — улыбнулся он и шагнул в квартиру. — Что за запах? Ты пьёшь? В одиночестве?

— У меня был тяжёлый день. Но с твоим появлением он стал стремительно терять шансы на звание худшего дня месяца, — я улыбнулась и приняла цветы. — Спасибо, восхитительный букет.

— Что-то случилось? Насколько я помню, сегодня у тебя был первый рабочий день…

Я закрыла ему рот ладонью.

— Не сегодня. Поговорим обо всём завтра. Я так соскучилась.

Мои руки обвили его шею, я посмотрела в его светлые глаза и поцеловала упоительно горячо.

Пришла осень и принесла с собой тоскливые серые дожди и какую-то знакомую с детства неизъяснимую, щемящую грусть. Умиротворяюще тихая, безмолвная, она провожала тоскливым взглядом косяки жалобно покрякивающих уток и гусей, рядила берёзы в золотисто-жёлтые накрахмаленные юбки, рассыпала по мокрым мостовым кленовые листья и заставляла каждого длинными, тягучими вечерами искать человеческого тепла. И мы с Марком не были исключением. После операции и начала химиотерапии отец Марка с каждой неделей становился всё слабее и нуждался в помощи. Марк много работал, писал диссертацию и часто навещал отца. В моём графике тоже не редкостью были ночные дежурства, да и после иногда крайне напряжённых, изматывающих дневных смен я была не в состоянии кого-либо видеть. Но в те редкие свободные для нас обоих вечера мы неизменно подолгу гуляли под грифельно-бурым, неподвижным осенним небом, вдыхали сладко-терпкий запах прелых листьев и часто просто молчали, потому что слова были лишними. Мы приходили домой, заваривали ароматный клубничный чай, залезали под толстый клетчатый плед и проводили долгие тёмные ночи вместе, согревая друг друга любовью.