Сергей Докучаев - О всех, забывших радость свою

Я сидел, оторопевший, и не знал: радоваться или нет. Что-то меня очень смущало, и я не ошибся.

Ирина, как будто прочитала в моих глазах вопрос и ответила:

— Максим, менеджером на увольнение была выбрана кандидатура Веры. Не спрашивайте, почему. Это решение руководства. Она еще ничего не знает. Вам поручено ей об этом сообщить.

«Только не это, — подумал я с ужасом. — Вера… Как я могу занять твое место? Как? Что подумают коллеги? Ведь ты столько для меня сделала, столько раз прикрывала. Да, ты была местами жесткой и принципиальной, но как иначе? Как я буду в глаза смотреть тебе?»

«Только попробуй отказаться», — мелькнули в голове слова Кати.

Ирина что-то говорила про Веру, а я, молча, ставил свою подпись на договоре, молча, пожал тоненькую белую руку Ирине, молча, встал со стула, молча, вышел из кабинета.

«Катька, где ты?! Ты нужна мне. Где ты, любимая?! Почему сейчас не рядом? Это ведь все для тебя. Это ведь все для тебя».

Мне стало совсем не по себе. Снова затошнило. Пришлось просидеть в туалете не меньше часа. Единственным плюсом могло быть то, что за это время все уже могли разбрестись по домам. Никого не хотелось видеть.

Вытерев рот бумажным полотенцем, посмотрел на себя в зеркало. В кого же я превратился? Отекшее бледное лицо, как будто шприцем накачали воды под кожу. И это все за полгода…

Не чувствуя ног, опираясь на стену, столы и стулья, я кое-как добрался до ресепшена и, обессилев, повалился в кресло возле кулера с водой. Жар обуревал все тело, в глазах потемнело, дышать стало труднее. Я словно был шахтером, заваленным углем после взрыва, не надеющимся на спасение.

— Что-то ты, Максим, плохо выглядишь, — сказала секретарша Света, укладывая папки в шкаф. — Взял бы больничный. Отдохнул. Полечился бы. За всеми не угонишься.

— Что? — спросил я, открыв глаза. — Не угонишься?

— Ну да. Сколько тут работаю, вечно все куда-то спешат, гонятся друг за другом. Смотришь, приходит молодой красивый парень. Он тебе — привет, комплимент, улыбнется еще. Глаз радуется, а потом проходит время — и не узнать вообще. Как к земле прижатый, бредет по коридору новоиспеченный начальник. Буркнет что-то себе под нос и дальше идет. Проходит еще год или два, и человек вообще исчезает. Как будто сгорает в печи. Страшно все это. Вот и ты таким же становишься, Максим.

— Каким — таким же? Что ты несешь?!

— Вот уже и злишься, а год назад улыбчивый ходил, счастливый. Я же знаю все. Договор вчера на тебя составляла, и Вере об этом по секрету рассказала. Она все поняла и ушла специально сегодня раньше, не стала тебя дожидаться.

— Так она что, все уже знала, когда я приехал в офис?

— Конечно, знала.

— С ума сойти.

— Может быть, тебе чаю?

— Нет, спасибо, Свет, не хочется. Я сейчас посижу и поеду домой отсыпаться. Голова кругом идет. Не знаю, за что теперь хвататься. Вроде бы радоваться нужно, а не хочется совсем. Осадок на душе теперь.

— Понимаю, да, — сказала она, выключив свет, оставив только дежурные лампы. — Ну, я пошла, Максим. Ты тут давай недолго, а то охрана будет ругаться. Ты последний остался. Поезжай домой, жену обрадуй.

— Она на тренинге, ее нет дома.

— Ну, ничего страшного, все равно поезжай и сходи к врачу обязательно.

— Спасибо, Свет, за заботу, схожу обязательно.

— Пока.

— Пока.

Света застучала каблуками по кафельному полу и скрылась в длинном коридоре. Было слышно, как она открыла дверь и вышла из офиса. Я остался сидеть один в полумраке, уставившись в один из лозунгов компании, который гласил:

«Мы платим высокую цену за ваше здоровье, мы готовы отдать за ваше здоровье все, что у нас есть».

Я бы немного изменил трактовку:

«Мы отдаем все наше здоровье ради вашего благополучия. Подпись. Медицинский представитель».

Все правильно, ты, Света, говоришь. Пройдут годы, и нас тоже сметут дворники со стекла. Никто не вспомнит, что мы брались за любую работу, за любое поручение, бежали как псы за палкой хозяина. Никто этого не вспомнит, будет на моем месте сидеть новый Максим и будет разговаривать с новой Светой о том же самом или, кто его знает, может быть, все с той же Светой. Пожалуй, секретарша единственное, что осталось незыблемым в нашем маленьком мирке.

Собираясь ехать домой, сидя в замерзшей машине, скованными пальцами написал сообщение Кате, в котором поделился последними событиями. Затем набрал номер Веры, чтобы все-таки поговорить. Она не ответила, но правда, через пять минут, прислала длинное сообщение:

«Максим, я была рада поработать с таким неординарным сотрудником, как ты, на которого всегда можно было положиться. Сейчас это редкость. Я уверена, что ты не предавал меня, хотя теперь так будут считать многие. К этому и так все шло.

Думала, пронесет, пожалеют из-за детей, думала, что совесть еще жива в людях, но, увы. Не я первая, не я последняя. Ты тоже будь осторожен. Под тебя найдется, кому копать, к тому же твое повышение уже многим поперек горла.

Советую набирать себе команду с нуля. А за меня не переживай, я найду работу. У меня, как ты знаешь, много было предложений, мой опыт, клиентская база, навыки — с руками оторвут, если только уже не поместили в черный корпоративный список. Такое бывало. Сфабрикуют что-нибудь. В общем, удачи в жизни, удачи в работе, нужен будет совет, звони».

В тот вечер я бросил машину возле офиса и до беспамятства напился в каком-то баре неподалеку.

На следующий день Катька прислала ответное сообщение: выразила безумную радость моему назначению и гордость за меня. Добавила, что все ее друзья с медицинским образованием гроша ломанного не стоят, а я — ее золотце, которое она очень любит. В конце приписала, что задерживается на тренинге по причине приезда высшего руководства. И два смайлика.

Из-за плохого самочувствия я лишь к вечеру смог написать ей что-то вразумительное:

«Катя, это уже ненормально. Я соскучился, и мне нужна твоя поддержка. Времена не самые радужные наступают. Приезжай скорей».

Она ответила, что не виновата, в том, что тренинг затянулся, и что она сама уже хочет поскорей ко мне в кроватку. Тысячу раз целует и обнимает.

Вы когда-нибудь видели в научной передаче, как на мир смотрит муха? Сквозь глазки-шестигранники. Вот так же на меня стали смотреть в офисе. Каждый по-своему, через свой шестигранник, со своим отношением к произошедшим переменам.

Кто-то решил, что я тайный протеже самого директора, а, значит, выступать себе дороже. Кто-то, видимо, сделал вывод, что раз я смог незаметно выкопать глубокую яму для Веры, то связываться со мной опасно — и мне выкопает. Другие, наоборот, похвалили, мол, молодец, Макс, нам такие нужны тут, от Веры было слишком много шума и пыли.