Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

Когда Лев пробегал, по обыкновению, мимо малого пруда, его окликнул нищий, из-за одежды напоминавший луковицу. Его лица было не разобрать за густой седой растительностью.

— Добрый человек, подай калеке, сколько можешь, на пропитание.

— Никто и не увидит даже, — с сожалением оглядываясь по сторонам, подумал бегун.

— Подай, сколько можешь.

— Чего же ты не пришел на мой обед? Я всех звал.

— Нездешний я, добрый человек. Знал бы — обязательно бы пришел.

— Ну что я ему, пять тысяч буду давать, что ли? — подумал Лев, нащупывая в кармане трико сложенную пополам купюру. — Никто даже не увидит.

Нищий протянул руку во всю длину. Лев Николаевич хотел было что-то сказать, но потом передумал и стал набирать скорость. Пробегая мимо большого пруда, он поднял кем-то оброненную монетку, обрадовался и решил, что кинет ее нищему на втором кругу. Но нищего рядом уже и след простыл…

После легкой уборки в кабинете мужа, Софья Андреевна заказала кухарке на ужин чечевичный суп с копченостями и пошла прилечь. Она считала, что советы Бестужевой Елены Николаевны — не для нее, и ограничила только потребление соли до пяти грамм в сутки.

— Пятьдесят лет прожила — и еще столько же проживу, — спорила жена с мужем во время чтения акафистов. — Я стараюсь жить праведно перед людьми. Десять заповедей, данных Моисею, соблюдаю. Господь и без диеты, и без пробежек, и без таблеток продлит мои годы.

Однако, мужа она поддержала и составила для него отдельное диетическое меню, где даже в скоромные дни были полностью исключены все жареные, соленые и копченые блюда. После присвоения Левушке степени доктора богословия он стал работать «на разрыв». Приглашения сыпались со всех краев света. Не успевал он прилететь с Востока, как его звали в Азию, а потом — в Африку. Помимо прочего, кропотливая работа в академии, выступления на телевидении, написание сразу двух книг по богословию и благотворительные проекты, курируемые Геннадием Павловичем.

Когда ко всему этому прибавилась еще и осетровая ферма (мечта деда и отца, реализованная сыном), то здоровье дало о себе знать. После обследования в институте Склифософского, доктор Бестужева пояснила:

— Возрастные изменения присутствуют, но нет ничего криминального, Лев Николаевич. Рекомендую заняться телом. Его нужно подтянуть. Например, бегом или плаванием. Откажитесь от вредной пищи и найдите в своем плотном графике время на отдых.

Лев Николаевич относился ко всему педантично, и к словам известного врача прислушался.

Теперь он каждый день, утром и вечером, после молитвенного правила, бегал. Он очень гордился тем, что даже в скоромные дни питался как в Страстную неделю. Тело его подсушилось, обрело бодрость и энергию, а к пятидесяти годам, как ему казалось, он в идеальной форме подошел к реализации главного дела своей жизни.

Доктор богословия верил, нет, даже почти осязал наяву, что через десять лет сможет создать такой благотворительный фонд, который раз и навсегда покончит со всеми людскими проблемами.

Он понимал, что для такого масштабного замысла простых человеческих усилий будет недостаточно, и что ему потребуется, пускай хотя бы на время, стать сверхчеловеком.

Лев Николаевич молился дома, в храме, во время обеденного перерыва, стоя с подносом в руках, во время бега, во время перелетов, во время лекций и всегда заканчивал молитву фразой: «Несмь якоже прочие человецы».

Лев Николаевич не сразу понял, что в его дом, в островок семейного благополучия, который он кропотливо, деталь за деталью, выстраивал десятилетиями, пришла беда.

Навстречу выбежала Алена с зареванными глазами, прижимая к груди икону в золотом окладе. Дочь долго не могла выговорить ни слова, лишь жадно глотала воздух.

— Что случилось?! — допытывался отец.

Он кинулся во двор. Дочь, не выпуская икону из рук, побежала следом. Во дворе стоял гвалт. Причитали, охали, акали на всех местных наречиях Подмосковья. Тут Лев Николаевич, наконец, увидел источник переполоха — Софью Андреевну.

Она лежала на гравии навзничь, лицом к небу, и тяжело, словно после длительного перехода через пустыню, дышала. Черный пес подскакивал к ней и, скуля, лизал синеющие щеки.

— Что с тобой, душа моя?!

Изо рта разило копченым осетром, глаза были выпучены. Она лишь продолжала ладонями как бы расчесывать землю, словно хотела в нее зарыться, стыдясь прислугу.

— Скорую вызвали?!

— Сказали, машина одна и будет минут через сорок. Где-то в районе большой пожар.

— Вечно у них что-нибудь не так, — тонкая струйка яда зажурчала в его голосе. — Работать никто не хочет! Трутни!

По цвету лица Алена практически сравнялась с матерью. Насколько она помнила, она никогда ничего подобного не слышала от родителей.

— Я в министерство здравоохранения буду жаловаться! — грозно заявил Лев, кудахча над умирающей супругой.

Он набрал чей-то номер.

— Але, Елена Николаевна! Это Лев Николаевич! Беда, Елена Николаевна! Софья умирает! Помогите!

Он молча, почти целую минуту, слушал, держа трубку телефона двумя руками, чтобы не выпала.

— Да не успеем мы ее довезти! — закричал он. — Помните, мы при Геннадии Павловиче обсуждали вакцину бессмертия?! Приезжайте и опробуйте на ней! Умоляю! Любые деньги заплачу! Вы — моя последняя надежда.

Он схватил холодную руку жены и продолжал слушать, уже не обращая внимания на оводов и мошку. После крикнул в трубку:

— Будьте вы тогда с вашей вакциною…!

Прогремел гром и никто из стоящих рядом людей не услышал окончания фразы, но все поняли ее смысл по размаху кулака.

Он убрал телефон, встал на колени и начал читать молитвы, вознося руки к небу.

— Что ты как соляной столб стоишь, Алена?!

Он чуть ли не силой заставил ее молиться.

— За что ты так наказал Софьюшку?! Она же чище жены Цезаря…

Когда бригада скорой помощи все-таки добралась до их дома, им для протокола осталось лишь снять кардиограмму с уже мертвого тела, во взгляде которого осталось недоумение. Страх, по-видимому, уходит с душой.

«Налицо обширный инфаркт миокарда», — констатировал молодой врач, надувая из жвачки пузырь за пузырем. Тут доктор богословия накинулся на него с кулаками. Он во весь голос кричал, что если бы они были расторопнее, то его жена осталась жива.

— Сегодня же позвоню Геннадию Павловичу, и он разгонит ваш улей! Вы хоть знаете, кто я такой?!

Ошарашенный врач укрылся за водителя.

Зазвонил телефон.

— Да?!

— Лев Николаевич, срочно приезжайте на ферму! Пожар!!! Осетры гибнут, зернохранилище уже сгорело.

У него забегали глаза. Он отключил связь, и уже хотел убрать телефон в карман трико, как вновь раздался звонок.

— Да…?